Вынужденный ввод русских войск в Илийский край в июне 1871 г. и ликвидация Таранчинского султаната по-прежнему рассматриваются в историографии КНР как преднамеренная агрессия против Китая¹. Подобная оценка не выдерживает критики и расходится с показаниями архивных документов.

         Как известно, местные русские власти Туркестана и правительство России в начальный период уйгуро-дунганского восстания против цинского господства в Синьцзяне в 1864-1865 гг. заняли позицию невмешательства во внутренние дела Западного Китая и пассивно созерцали трагическую развязку событий. На месте наместничества Синьцзян восставшими мусульманскими народами было создано несколько феодально-теократических государственных образований . Кульджинский или Таранчинский султанат, Джетышаар в Восточном Туркестане и Дунганский или Урумчийский султанат. В задачу настоящей статьи входит публикация и анализ ряда архивных документов, посвященных причинам и целям оккупации русскими войсками Кульджи и проливающих дополнительный свет на характер и состояние русско-китайских отношений в Центральной Азии в рассматриваемый период.

         Отношения пограничных семиреченских властей с кульджинскими султанами с самого начала были сложными. Все попытки Верного установить с ними дружеские отношения так и не увенчались успехом. Более того, Кульджа сквозь пальцы смотрела на грабежи своих подвластных в российских пределах, предоставляла убежище беглецам из Казахстана и Киргизии. В мае-июне 1870 г. Туркестанский генерал-губернатор К.П. Кауфман побывал в Семиреченской области. Это посещение и выводы, сделанные им, имели далеко идущие последствия для российской политики в Центральной Азии, судеб населения Илийского края, вообще взаимоотношений России и Китая. Возвратившись в Ташкент, К.П. Кауфман 14 августа писал государственному канцлеру А.М. Горчакову о том, что положение на границе ухудшилось и он «полагал бы необходимым, теперь же, не теряя времени и не дожидаясь прихода сюда китайских правительственных войск, принять какие-нибудь решительные меры к устранению причин, уничтоживших в последнее время всякую нашу торговлю с Западным Китаем и постепенно подрывающих наше вековое значение в глазах киргиз (казахов - В.М.)»².

         «Мы заняли весь этот край, - писал К.П. Кауфман, - начиная от Сергиополя до озера Иссык-Куля, исключительно в видах обеспечения нашей торговли с Чугучаком и теперь, после тридцатилетних трудов и затрат, достигнув наконец спокойствия в Степи и устроив хорошее и безопасное почтовое сообщение с Сибирью, все наши старания оказались тщетными и мы очутились как-бы на краю света». Разрушена торговля, на границе не прекращаются грабежи и разбои, в связи с чем, полагал Туркестанский генерал-губернатор, «настоящее положение дел на границе уже более нетерпимо. Мы теперь же должны, как для пользы наших среднеазиатских владений, так в особенности для восстановления упадшей торговли нашей с Западным Китаем, помочь Китаю в усмирении этих отдаленных провинций, хотя бы непосредственным вмешательством наших в дела таранчей и дунган и избавлением на первое время прежней Илийской провинции от власти таранчинского султана». Наиболее выгодным сценарием развития событий К.П. Кауфман считал одновременное движение русских войск на Кульджу и китайских войск на Урумчи. Однако, по его мнению, в сложившейся ситуации не следовало дожидаться прихода китайцев и необходимо немедленно занять Кульджу, объявив китайскому правительству, что «им будет возвращен этот город, как только явится на то уполномоченное от них лицо». Обосновывая свою позицию, Туркестанский генерал-губернатор подчеркивал, что все нетюркское население Илийского края - сибо, калмыки, солоны - «немедленно перешли бы на нашу сторону», но главное, что решительные действия России «поставили бы в надлежащее положение Якуб-бека. Допустить создание - обширного мусульманского государства, обхватывающего значительную часть нашей восточной границы, было бы для нас весьма невыгодно. Другого выхода из того безотрадного положения, в которое нас поставило дунганское восстание, я решительно не вижу»³, - заключал К.П. Кауфман.

         Осенью 1870 г. султан Абиль-оглы принял и укрыл бежавшего из Семиречья со своими подвластными казахского старшину Тазабека, ограбившего перед этим своих соплеменников и вступившего в сражение с преследовавшими его русскими войсками. В связи с этим происшествием из Верного в Кульджу в начале 1871 г. был отправлен капитан Каульбарс. Хотя правитель Кульджинского ханства принял его «благосклонно» и пообещал выполнить требования губернатора Семиречья, однако в личном послании к Г.А. Колпаковскому он фактически дезавуировал свои обещания. Более того, султан вновь отказался допустить торговцев из России в Кульджу, потребовал удаления русского отряда с Музарта, заявил претензии на бассейн р. Борохудзир, являвшийся тогда границей владений России и Китая в Центральной Азии, угрожая при этом применить силу.

         Получив это послание, Г.А. Колпаковский в январе 1871 г. обратился к Туркестанскому губернатору за разрешением «занять Кульджу, чтобы наказать султана за его коварство и угрозы»⁴.

         К.П. Кауфман запретил военные действия против Кульджи, указав при этом, что если султан таранчей решится открыть военные действия против России, в таком случае не ограничиваться пассивной обороной, а «перейти в наступление и преследовать таранчинские войска, хотя бы и до Кульджи, чтобы наказать их и заставить султана уважать русскую власть и...оружие»⁵.

         Тогда же осенью 1870 г. по приказу Туркестанского генерал-губернатора К.П. Кауфмана русский военный отряд занял Музартский проход в Тянь-Шане, с целью предотвратить вторжение через него войск правителя государства Джетышаар Якуб-бека и повлиять «на прекращение грабежей, баранты и захвата... киргиз (казахов - В.М.) таранчами». Семиречинский военный губернатор Г.А. Колпаковский известил об этом кульджинского султана Абиль-оглы, сообщил причины выставления поста и советовал «избегать всякого с ним столкновения»⁶.

         Военное министерство, получив сообщение от генерала-губернатора Западной Сибири А.О. Дюгамеля о готовящемся движении генерал-лейтенанта Г.А. Колпаковского на Кульджу, обратилось к императору Александру II с прошением подтвердить Туркестанскому генерал-губернатору К.П. Кауфману, чтобы это наступление имело характер, «способствующий восстановлению в этом крае маньчжурской власти и отнюдь не повлекло бы за собой прочного утверждения нашего в Илийской провинции». Предписать также Военному губернатору Семиречья Г.А. Колпаковскому «воздержаться от всяких распоряжений, могущих подать повод к истолкованию нашего движения в завоевательном смысле и, по возможности, стараться войти в сношение с ближайшими китайскими властями с тем, чтобы они могли прислать хотя небольшой отряд в Илийскую долину и вступить в управление этим краем». Для поддержки маньчжурской власти рекомендовать Г.А. Колпаковскому оставить на время в главных пунктах часть русских войск «до полного водворения там порядка и спокойствия»⁷.

         В правительстве и Туркестанской администрации обсуждалась возможность привлечения к операции по оккупации Илийского края и низвержения власти султана Абиль-оглы бежавших в пределы России и проживавших в Семиреченской области китайских эмигрантов. Однако местная семиреченская администрация разочаровала Петербург и Ташкент. Из 1000 человек китайских подданных, размещенных в Бахтах, все мужчины были вызваны цинскими властями в Кобдо «для службы против угрожающих этому городу инсургентов». Из китайцев Борохудзира едва набиралось 200 человек, из которых лишь незначительная часть была вооружена луками и стрелами. Главные китайские начальники амбани Такинга и Ильгидей Дечин также находились в Кобдо. Поэтому, заключал Г.А. Колпаковский в письме к туркестанскому генерал-губернатору К.П. Кауфману, «передавать этим воинам и командующим ими мелких чинов офицерам из военно-поселян... управление занятой страной было бы, особенно на первое время, весьма неудобно, а потому в начале военных действий против таранчей не представляется возможности отдавать мелким чиновникам китайским управление занятыми пунктами, так как они не в состоянии ни совладать с этой обязанностью, ни охранять порядок и безопасность, необходимые для наших сообщений». В связи с чем Г.А. Колпаковский заявил, что намерен предоставить местное самоуправление племенному или выборному начальству. «По прибытии же китайских сановников и военных сил управление страной будет им немедленно передано, если не последует иного распоряжения правительства»⁸.

         14 июня 1871 г. - в день выступления русских войск из Борохудзира на Кульджу Г.А. Колпаковский писал К.П. Кауфману, что «высочайше одобренная цель движения наших войск в Западный Китай - есть восстановление там китайской власти. Военная цель нашего движения должна заключаться в непременном занятии Кульджи и в условном занятии Урумчи». Осуществление этой операции было запланировано на осень 1871 г. Объясняя Туркестанскому генерал-губернатору причины наступления русских войск на Кульджу, он отметил, что это было вызвано всем ходом пограничных событий и прежде всего нападением таранчинских войск на русские отряды в мае 1871 г. «Откладывать до осени наказание таранчей, - подчеркивал Г.А. Колпаковский, - представляется неудобным, как для спокойствия пограничной полосы и кочевого населения, так и потому, что это дает таранчам время собраться с силами и призвать на помощь войска Якуб-бека... Вмешательство Якуб-бека, который может провести свои войска до осени не только через проходы Юлдуза, но и кругом, через подвластные ему Урумчи и Манас, будет стоить несравненно больше крови и препятствий для занятия нашими войсками Кульджи осенью, чем теперь»⁹. Готовясь к наступлению на Кульджу и уже зная о том, что Урумчи занят войсками Якуб-бека и поскольку неизвестны военные средства Китая для отражения наступления, Г.А. Колпаковский уведомлял К.П. Кауфмана, что «вступая в Кульджинские пределы, я намерен пока не объявлять о восстановлении маньчжурской власти, а ограничусь объявлением, что участь края будет зависеть от воли русского правительства. Объявление о восстановлении китайской власти, не представляя никаких при начале военных действий выгод, поставит для нас весьма важные неудобства и усилит неприятеля». Не делая подобного заявления, русские власти могли все же в проведении тех или иных мероприятий рассчитывать на поддержку местного населения, прежде всего казахов и дунган. В противном случае «ненависть этих племен к китайцам заставит их ревностно поддерживать таранчей и напрягать все свои силы, чтобы отвратить торжество общего врага»¹⁰. «...Управление Илийским краем, - писал 14 июня 1871 г. Семиреченский губернатор Г.А. Колпаковский в Ташкент К.П. Кауфману, - я полагал бы необходимым оставить в наших руках, если не навсегда, то до того времени пока китайцы не займут прочно Урумчи и не вышлют достаточного для поддержания их власти числа войск в Кульджу, ибо в противном случае войска наши вынуждены будут оставаться в Кульдже на неопределенное время и служить только готовой даровой силой для подавления ненависти к маньчжурам большинства населения, без всяких для нас выгод и чести»¹¹.

         Инструктируя российского посланника в Пекине А.Е. Влангали, министр иностранных дел А.М. Горчаков подчеркивал, что соглашаясь на вооруженное вторжение в Илийский край, император Александр II поставил условие: - обязательное «присутствие китайских сановников с китайскими же войсками для занятия городов и принятия управления». Однако обстоятельства сложились так, что заняв край, русское командование убедилось в полной невозможности скорого восстановления в нем власти маньчжур, которой «не было никаких следов». Что было делать в такой ситуации. «Мы ни в коем случае, - указывал А.М. Горчаков, - не желаем присоединить Кульджинский округ к составу империи,... но для нас важно, чтобы правитель соседней с нами страны дал нам материальные и нравственные гарантии, которые обеспечили бы спокойствие на нашей границе и способствовали свободному развитию нашей торговли. Другими словами лучшим результатом наших последних военных действий было бы образование в соседстве с нами владения, которое подобно Кокандскому ханству находилось как бы в вассальных отношениях к России. Этим способом мы могли бы положить начало к будущему распространению нашего влияния и торговых отношений к востоку от Илийской долины, а вместе с тем остановить стремление враждебного к нам кашгарского владетеля, к постепенному захвату отложившихся от Китая провинций». Однако это был резервный, запасной вариант. Первоначальные предложения возвратить Илийский край Китаю остаются в силе и русские власти готовы «до известных пределов» содействовать в восстановлении власти китайцев в Синьцзяне. Однако ситуация складывается таким образом, что ждать прихода китайцев дальше нельзя и от Туркестанского губернатора зависит «или снова водворить в Кульдже плененного султана, или прислать другого правителя с тем, чтобы тот или другой выполняли по отношению к России все те условия, на которые было указано выше»¹².

         Из сообщений русского посланника в Китае А.Е. Влангали выяснилось, что хотя нельзя ожидать, чтобы «Китайское правительство приняло в ближайшем будущем совместно с нами участие в подавлении беспорядков в Западном Китае, тем не менее, - подчеркивалось в сообщении МИД Военному министерству от 18 сентября 1871 г., - не следует и теперь еще считать Илийскую провинцию навсегда потерянной для Китая. Китайские министры совершенно основательно заявили (Влангали - В.М.), что они считали бы преждевременным предпринимать что-либо по отношению к названной провинции, не убедившись предварительно на Северном Монгольском пути и на Южном до крайних пределов Великой стены». Таким образом, заключало Министерство иностранных дел, «Возвращение Кульджи под власть маньчжуров может осуществиться очень не скоро»¹³.

         Министерство иностранных дел в переписке с Туркестанскими властями неоднократно обращало внимание генерал-губернатора К.П. Кауфмана на необходимость «употребить все зависящие средства для устранения возможности присоединения Кульджинской земли к нашим владениям». Но, обязывая генерал-губернатора непременно стремиться к водворению китайской власти в Илийском крае, правительство рекомендовало ему такое управление, которое бы в максимальной степени соответствовало интересам России и в «скорейшем по возможности времени могло привести к освобождению... от нового тягостного бремени, которое пало на местную администрацию с занятием Кульджи»¹⁴.

         Накануне взятия русскими Кульджи 20 июня в городе вспыхнуло восстание китайцев. Поводом к нему послужил арест султаном Абиль-оглы китайского посольства, прибывшего из Комула (Хами), возглавляемого Ван Тинжаном. Последний заявил султану, что прислан китайскими властями и правительницею таранчей Хами «с поклоном и для осведомления о числе китайцев и их положении в Кульджинских владениях». Абиль-оглы не поверил ему и задержал послов. Хотя местные китайцы взяли их на поруки, двое членов посольства были убиты таранчами. Это убийство послужило непосредственной причиной восстания населения китайского квартала. Несмотря на некоторый первоначальный успех, уйгуры подавили восстание. Погибли все 20 членов посольства во главе с организатором восстания Ван Тинжаном и около 200 кульджинских китайцев. В живых из китайцев осталось всего 2 человека¹⁵.

         22 июня султан Абиль-оглы вручил командующему русской военной экспедицией генералу Г.А. Колпаковскому ключи от Кульджи¹⁶.

         Все население Илийского края немедленно признало новую власть. Только казахи-кызаи, произведя баранту (угон скота) и ограбив в окрестностях Кульджи торговцев, ушли за хребет Талки на Боро-Талу, однако уже 23 июня, получив грозное предупреждение Г.А. Колпаковского, их предводители явились с повинной. Территория бывшего теперь уже султаната была разделена на 4 участка, во главе которых поставлены русские офицеры. Эта мера была необходимой для поддержания порядка и спокойствия среди враждебно относящегося друг к другу разноплеменного населения. У кочевых народов края местное управление оставлено за их племенными вождями. У китайцев, уйгуров, дунган проведены выборы правителей¹⁷.

         В литературе установилось мнение о том, что султан Абиль-оглы после занятия русскими войсками Кульджи был немедленно отправлен в укрепление Верное. Как свидетельствуют документы, он оставался в Кульдже и «исполнял все относившиеся к нему требования». Однако его пребывание в Илийском крае представляло для русских оккупационных властей некоторую опасность, и было решено отправить его в Верный. Отъезд состоялся 17 июля 1871 г. и прошел в торжественной обстановке. Очевидцы отмечали, что провожавшая султана огромная толпа народа «и почтительное ее прощание с султаном свидетельствовали, что Абиль-оглы лично пользовался любовью народа»¹⁸.

         Таким образом, из вышесказанного можно сделать следующие выводы: инициатива занятия Кульджи исходила от местных русских властей, а именно от генерал-губернатора Туркестанского края К.П. Кауфмана и военного губернатора Семиреченской области Г.А. Колпаковского. Правительство России и император Александр II одобрили эту акцию, но при условии быстрейшей передачи края Китаю. У русского правительства не было планов включения Илийского края в состав России. Более того, Петербург был заинтересован и готов содействовать в известных пределах в восстановлении власти Китая в Синьцзяне. Если же цинское правительство откажется или не сможет возвратить Синьцзян, как резервный рассматривался вариант установления в Кульдже дружественного России режима во главе с местными уйгурскими правителями, не исключая и султана Абиль-оглы.