Сколько осталось уйгурам жить?

События 11 сентября, 2001 года в Соединенных Штатах изменили весь мир. С каждым днем это становится очевидным. Под воздействием этих событий многие страны внесли существенные изменения в свою внутреннюю и внешнюю политику. Порой это принимает неоправданные формы. Особенно в Китае.

В годы коммунистического строя Великая Китайская Стена настолько выросла, что мир с трудом мог наблюдать за происходящими в Китае событиями, особенно в годы правления Мао Цзедуна. Хотя в годы Холодной Войны, внимание мира было больше приковано к западным (Европа) и южным (Афганистан) территориям Советского Союза, чем к восточным границам, где СССР граничил с Китаем. А в последние годы, нарастающая экономическая мощь Китая прибавила Стене еще высоты, но уже не в плане секретности событий внутри страны, а в плане большей уверенности Китая в свой нарастающей мощи. Нужно признаться, что миру было больше всего интересна динамика роста китайской экономики, чем политическая ситуация внутри страны. Переход от чисто коммунистической системы к олигархическо-бюрократической, как ее называет Бжезинский, в период Дэна Сяопиня и Дзянь Дземиня также успокоил мир тем, что еще одна коммунистическая держава осознала ошибочность своей догмы. В результате доверие мира к Китаю настолько прибавилось, что в его состав под особым статусом вернулись некогда китайские территории - Гонг-Конг в 1997 году и Макао в 1999 году. После того как Китай полностью китаизирует Тибет и вернет Тайвань в свое лоно, строительство Великой Китайской нации можно будет считать завершенным.

Сегодняшний Китай можно сравнить с гитлеровской Германией 1930-х годов, когда Германия начала наращивать свой экономический и военный потенциал, игнорируя ограничения Версальского договора. В 1938 году Гитлер потребовал (и получил) Судетенланд согласно известному Мюнхенскому Соглашению 1938 года. Эти немецкие земли были переданы Чехословакии в 1919 году во время Парижской мирной конференции. Дальше что было, знают все.

Нужно заметить, что и для Германии Гитлера, и Китая "возрождение и единство нации" являлись одним из главных девизов в консолидации нации, где культуре придавалось огромное значение. Не зря Китай возвел Стену для того, чтобы держать "бескультурные народы" вне своей империи. Ну а те, кто все-таки смог приблизиться к китайской культуре и территории, были обречены на новую идентичность - китайскую.

Однако не всех народов, проживающих в Китае, сломила великокитайские культура и образ жизни. Одним из таких древних народов являются уйгуры, в настоящее время проживающие в Синцзян-Уйгурском автономном районе Китая (Восточный Туркестан) и Казахстане, которые с 1759 года несколько раз захватывались Китаем. С того времени уйгуры восставали более 400 раз. И каждый раз движения уйгуров за независимость жестоко подавлялись. Уйгуры не поддавались ассимиляции и с каждым разом иммуносистема уйгуров все сильнее укреплялась против китайской культуры. Встретив сильное сопротивление, Пекин перешел к иной тактике.

Китайский закон, ограничивающий рождаемость (одна семья - один ребенок) также не обошел стороной и Восточный Туркестан. "По нашим мусульманским обычаям, - говорят уйгуры, - чем больше детей в доме, тем больше счастья. Китайский закон оскорбляет нашу веру".

Одновременно с этим китайские власти стараются ударными темпами изменить этническую карту Восточного Туркестана таким же образом, как это делалось с прочими национальными районами Китая - путем миграции в них китайского (ханьского) населения. Благодаря непрекращающейся миграции из внутреннего Китая, число этнических ханьцев, проживающих на территории Синьцзяна, возросло с 4 % в 1949 году (образование КНР) до 40 % в настоящее время. Среди мигрантов были и заключенные, большинство из которых после окончания тюремного срока остались жить в Восточном Туркестане. Cогласно "Западной Стратегии Развития", разработанной Китайским правительством в середине 1980-х годов, к 2010 году должно состояться переселение 20 миллионов китайцев на территорию Восточного Туркестана. Таким образом, в будущем отделение Восточного Туркестана от Китая по национальному признаку, даже при сильном желании, будет невозможно.

Согласно последним официальным китайским данным, население региона составляет около 16 млн. чел., из которых уйгуры составляют 7,2 млн. (раньше цифра была побольше), а китайцы 6,4 млн. Несмотря на свое меньшинство реальная власть в руках ханьцев. На территории Синьцзян-Уйгурского Автономного района в пустыне Такла-Макан с 1964 по 1982 г. было проведено 45 испытаний ядерных устройств. Между 1982 и 1996 гг. они были остановлены, а все оснащение полигона взорвано под землей. О несправедливости и пытках по отношению к уйгурам-мусульманам со стороны китайских властей, которыми заполнены отчеты организаций типа Amnesty International или Human Rights Watch, можно и не упоминать.

Вся эта политика направлена на вытеснение уйгуров с их исторической родины и заселение ее ханьцами. О значимости Восточного Туркестана говорит и тот факт, что он обладает богатейшими природными ресурсами, составляющими (по китайским оценкам) 80% всех природных запасов страны. Здесь сосредоточены крупнейшие запасы "черного золота", которые сравнимы с нефтяными полями Саудовской Аравии.

Мир был близоруким и глухим на одно ухо к проблемам уйгуров. События 11 сентября, 2001 года и волна анти-террора, захлестнувшая весь мир, сделали его полностью слепым и глухим. Уйгуры потеряли надежду на существование. Уйгуры медленно вымирают.

Особенно после того, как Исламское Движение Восточного Туркестана (ИДВТ) было внесено в список террористических организаций ООН и США, Китай получил карт-бланш на собственную анти-террористическую политику, главными участниками которой являются конечно же мусульмане-уйгуры, у которых нет собственной страны, а потому они не защищены Уставом ООН. Хоть ИДВТ и не было вовлечено в терактах против граждан или объектов США (главное условие введения группы в список иностранных террористических организаций Госдепа США) или других государств, шаг американцев навстречу Китаю, помощь которого для США существенно важна, понять можно. Кроме того удивление вызывает тот факт, что решение о внесении ИДВТ в список террористических организаций было принято на основании информации, предоставленной китайской стороной. Официальный Интернет-сайт Госдепа США говорит прямо: "С 1990 по 2001 год члены ИДТВ, как сообщается (reportedly), совершило свыше 200 терактов в Китае..." Поверить статистике и данным коммунистической и закрытой системы можно, если только эта статистика служит собственным интересам. Хотя справедливости ради надо заметить, что ИДТВ скомпрометировало себя связями с Аль-Каедой, ИДУ и чеченскими сепаратистами.

Однако если сравнить ИДТВ с Исламским движением Узбекистана сквозь призму терроризма, то можно заметить огромную разницу в мотивах и методах их действий. Цель ИДУ очень абстрактна и обтекаема, а также лишена поддержки масс - построение исламского Халифата вопреки воли и желанию большинства населения на месте существующих режимов. База цели ИДУ - религиозная, а география Халифата четко не обозначена по принципу "чем больше, тем лучше". Тоже самое с национальным составом Халифата. ИДУ пытается бороться с конкретным режимом и занять его место, а не с определенной нацией.

ИДТВ, да и другие уйгурские сепаратистские движения, напротив, перед собой ставят четкие цели, которые выработаны под одну конкретную нацию, а не группы наций в случае с ИДУ - избавление от внешнего влияния, восстановление собственной культуры, истории и религии и завоевание права на собственное государство, чего не скажешь о конечных целях ИДУ. Тем более, что уйгуры одним голосом поддерживают своих "борцов за свободу" - термин, который после событий 11 сентября стал весьма расплывчатым. В то время как мир борется с террором, стало сложнее различать границу между борьбой за свободу и терроризмом. Этим моментом и пытается максимально воспользоваться Китай, укрепленный местом в Совете Безопасности ООН, ядерным оружием, расцветающей экономикой, нарастающим политическим влиянием в регионе и в мире, что, в конце концов, делает США и Европу бессильными наблюдателями. И снова на ум приходит фашистская Германия 1930-х годов, когда Соединенные Штаты стали проводить политику умиротворения в ее отношении, закрывая глаза на усиление Германии вопреки Версальского договора и многочисленных нарушений прав человека.

Как странам Туркестана (Центральной Азии) следует вести себя по отношению к Китаю, который ведет политику уничтожения мусульман Восточного Туркестана, а в ответ получает политику умиротворения? Следует ли и далее продолжать подобную политику из-за страха перед формирующейся супер-державой? Стоит ли портить отношения с пока что региональной военной и экономической супер-державой из-за тюрков-уйгуров? В конце концов, это ведь внутреннее дело Китая.

Несмотря на заверения Китая о стремлении развивать отношения с центральноазиатскими странами, а не устанавливать господство в регионе, страны Туркестана все же то ли скептически, то ли с опасением относятся к "большому соседу". На то есть причины. Это и некоторые территориальные притязания к Казахстану, Кыргызстану и Таджикистану, это и страх перед возможной волной китайских поселенцев, это и присутствие в регионе этнических уйгуров, вызывающих тревогу и раздражение официального Пекина, который пока еще не взял на вооружение "доктрину Буша" о превентивном ударе; это и опасение наплыву дешевых и некачественных китайских товаров путем контрабанды, что может отрицательно повлиять на экономики стран региона.

Одно из опасений подтверждает бывший посол Казахстана в Китае Мурат Ауэзов, который как-то сказал: "Я знаю китайскую культуру. Мы не должны верить ничему, что говорят китайские политики. Как историк, я вам скажу, что Китай XIX века, Китай XX века и Китай XXI века - это три разных страны. Однако, единственное, что объединяет их - это желание расширить свои территории". Один из проверенных и эффективных методов расширения китайских территорий на центральноазиатский регион это через десятки тысяч мигрантов в виде китайских рабочих, которые будут активно принимать участие в различных строительных проектах под руководством Китая (как это незаметно происходит на Дальнем Востоке). Поэтому нельзя соглашаться на строительные проекты с участием Китая, где главной строительной рабочей силой были бы китайцы. Принимая китайские инвестиции нужно обеспечивать свое население работой.

Центральноазиатским лидерам необходимо поддерживать тесные культурные отношения с уйгурами Восточного Туркестана, чтобы посылать четкие сигналы Китаю не трогать их. США нужно также более жестче относится к Китаю по этому вопросу. Положение уйгуров намного сложнее, чем тибетцев или тайваньцев, поскольку на волне исламского экстремизма симпатии Запада явно не их стороне. Кроме того у уйгуров нет такой харизматической фигуры как Далай Лама, который очень часто разъезжает по всему миру и неустанно трудится над тем, чтобы склонить мнение мировой общественности в пользу тибетского вопроса. В мире о Тибете и борьбе его жителей против тирании Пекина знают больше чем о страдании уйгурского народа. Похоже мистические монахи вызывают больше сочувствия чем мусульмане, которые после 11 сентября стали угрозой для остального мира.

Уйгурский пример должен быть поучительным для стран Центральной Азии, чтобы сделать соответствующие выводы при формулировании политики по отношению к Китаю и косвенным рычагом давления на него. Судьба уйгурского народа внутри Китая должна насторожить тюркские народы по поводу того, что может случиться с ними, если Китай будет иметь существенное количество своих представителей в регионе и если расклад населения даже в рамках одного села или города будет меняться в пользу китайских переселенцев. Все это сегодня может и не быть актуальным для Центральной Азии, но тенденция есть, и тем более сегодня это как никогда актуально для уйгуров, у которых, в отличии от тибетцев, нет таких поклонников как Ричард Гир, чтобы поддержать и создать необходимое общественное мнение.

К сожалению, факт создания Шанхайской Организации Сотрудничества и присоединения к ней четырех центральноазиатских тюркоязычных стран ставит жирную точку на надеждах уйгурского народа получить поддержку своих собратьев. Уйгуры почувствовали себя преданными. Хотя ШОС и ставит перед собой четкие цели, каждый из его членов преследует собственные. Для Китая это, в первую очередь, борьба с уйгурским сепаратизмом, и поддержка центральноазиатских членов ШОС по этому вопросу для Китая очень важна. Президент Узбекистана Ислам Каримов как-то успокоил китайского премьера заверениями не беспокоиться по поводу уйгуров Узбекистана. "С ними проблем не будет", сказал он. Китай одержал крупную победу на этом фронте. Если тюркские государства встали на стороне официального Пекина по этому вопросу, то мнение остального мира мало волнует Китай.

А пока надежды уйгуров связаны с распадом Китая и образованием на его обломках нескольких национальных образований - Восточного Туркестана, Тибета, Монголии, Маньчжурии и двух ханьских государств - Северного и Южного. На Западе давно утвердили этот сценарий и ждут только удобного момента для его реализации. Уйгуры - часть этого плана. Самостоятельно решить свои проблемы им явно не под силу. Поэтому они уповают на "всемирный джихад" и Запад. В контексте последних событий в Америке это сочетание двух воюющих сил выглядит особенно актуально.

Фитрат Ходжаев, Centrasia.org, 24.06.2004