Ценность исследований Ч. Валихановым культуры тюрков в том, что он, не ограничиваясь фактологической стороной наблюдений, делает интересные замечания по характерным особенностям их национальной психологии и менталитета. Китайцы, писал он, обвиняют туркестанцев в недоверии, лукавстве, лживости, лености и невежестве, азиаты говорят, что они трусливы, не набожны и развратны. С точки зрения Валиханова, уйгуры имеют много прекрасных черт и при самостоятельном развитии этот народ опередил бы всех своих единоверцев. "Кашгарцы, - отмечал он, - характера доброго, общительного, радушны, трудолюбивы и до крайности вежливы. Все классы педантически соблюдают формы вежливости".
         Как известно, культура этноса определяется его отношением к женщине. По свидетельству Ч. Валиханова, женщины у уйгур занимают почетное место в обществе, немало среди них известных людей, многоженство не развито, развод свободен. Исследователь отмечает интересное явление у кашгарцев - институт временных браков, что запрещено по ханифитским правилам. "Обычай этот - остаток языческих времен. Марко Поло говорил, что комульцы, принимая гостя, оставляли его со своими женами, и, чтобы он мог пользоваться совершенной свободой, уходили из дому... В настоящее время обычай этот подчинен мусульманским формам". Отрицательные черты характера народа во многом связаны с деспотическими формами управления. Непомерные налоги, система клиентизма и насилие беков отнимали почти все достояние. Вместе с увеличением капитала какого-нибудь лица равномерно возрастали налоги. Поэтому всякий туземец, имевший состояние, оставлял отечество, не имея средств платить подать, увеличенную в три раза беками против законной, которая сама по себе тягостна, китайцы брали десятую часть урожая. Недалеко от китайцев ушли и кашгарские чиновники. Как и волостные у казахов, манапы у кыргызов, местные правители быстро находили общий язык с поработителями, отличались компрадорностью. Валиханов писал: "Кашгарские чиновники выбираются китайцами... Усвоив одни дурные стороны китайской цивилизации, они недоступны и важны к своим подчиненным, унижаются перед китайцами и проводят дни свои в пьянстве и в обществе женщин сомнительного поведения, доставляя эти же удовольствия китайским чиновникам, которые приезжают к ним в гости... Китайцы доверяют только тем, которые притесняют, следовательно, не имеют ничего общего с народом. Они боятся более всего, чтобы чиновники не соединяли своих интересов с интересами народа, тогда они сделались бы для них опасными".
         По наблюдению Ч. Валиханова, иностранцы, жившие в Кашгаре, пользовались свободой местных нравов, необузданно предавались разврату, потому что для них, привыкших к постоянному страху деспотического абсолютизма своих владетелей, вино и женщины имели особенную заманчивость. "Китайцы имеют содержанок туземного происхождения, приживают детей, которые считаются туземцами. В предместьях городов существует много публичных домов, в которых женщины предаются грязному распутству. Причины значительной цифры павших нравственно женщин в Кашгаре происходят чаще всего от бедности и нужды".
         Небезынтересно отметить, что после введения царской Россией должности старшего манапа в Киргизии также появились аналоги кашгарского отношения к женщине. Ч. Валиханов: "...Сарымбек постоянной ложью от имени русского правительства возбуждает недоверие к нам... ни один абсолютный восточный монарх не делает таких насилий, как он. У него содержится одна женщина, под именем подводной бабы, если можно так выразиться; он ею угощает приезжих казахов и других лиц, и она взята так же, как берут в подводы верблюдов и лошадей. Эти многие факты говорят сами за себя".
         Валиханов не был бы великим мыслителем, если бы все пороки тюркских этносов того времени сводил к внешним факторам. Не занимая русофобские или китаефобские позиции, он с сочувствием писал о китайцах: "Народу тысячи, и все это народ рабочий, дельный, трудолюбивый, но что же делать? - Нет работы. Сколько рабочих рук пропадает даром! Сколько полезного народа. Труд здесь ставится в ничто... Поборы и злоупотребления превосходят границы. Что же касается до взяточничества, то китайцы не уступают в этом и самому персидскому шаху".
         Исследователь прекрасно понимал, что бедствия казахов, киргизов, уйгур, дунган связаны не с этническими особенностями русских, китайцев, англичан и т. д. Дело в системе подавления народной свободы и сложившихся естественных механизмах взаимного сотрудничества и согласия.
         Труды мыслителя по Кашгарии являются классическим исследованием внутренних противоречий прежней культуры. Пороки и бездуховность постоянно питались не только действиями чиновников, но были связаны с общим упадком нравственности и духовности в среде так называемой "белой кости". Этот упадок культуры характерен и для Средней Азии, и для Кашгарии. Как известно из истории, в средние века на этой земле существовала высокая цивилизация, мусульманский Ренессанс дал многих деятелей: ученых, философов, поэтов, политиков. Древние уйгуры создали высокоразвитую тохарскую цивилизацию, по их земле пролегал Великий шелковый путь.
         Что же увидел Ч. Валиханов глазами по-европейски образованного человека?
         В своих "Очерках Джунгарии" он отмечал, что "среднеазиатские владельцы теперь не пишут стихов и мемуаров. Не составляют астрономических таблиц, как это делали их предки, зато они каждый день торжественной процессией ходят в мечеть и там смиренно беседуют с муллами, а по возвращении домой забавляются ножами или идут на арену, смотрят, как два дрессированных барана бьются лбами". А. Тойнби описал несколько случаев регресса цивилизации: экипаж бунтарей со своими полинезийскими женами на острове Питкэрн, греки периода Оттоманской империи, болотные арабы в местности Вавилона и т. д. Явный регресс культуры наблюдался и в Центральной Азии.
         Неизвестная европейцам Средняя Азия, констатировал Ч. Валиханов, в настоящей своей культуре представляет собой явление крайне печальное, какой-то патологический кризис развития. "На развалинах многовратных городов стоят жалкие мазанки и в них живет дикое, невежественное племя, развращенное исламом и забитое до идиотизма религиозным и монархическим деспотизмом туземных владельцев, с одной стороны, и полицейской властью китайцев - с другой".
         Кому-то это может показаться оскорбительным. Но Валиханов такие каленые слова говорил от чистого сердца. Ему было обидно за свой и другие родственные народы, предки которых вкусили плоды развитой цивилизации. К примеру, он всегда высоко оценивал уровень средневековой культуры Мавренахра, считая этот район одним из истоков цивилизации. "Теперь, - отмечал он, - в Маврельнагре (нынешняя Бухара, Хива и Коканд), в самой просвещенной и богатой стране древнего Востока (XIV и XV вв.) господствует невежество и бедность более чем где-нибудь. Библиотеки Самарканда, Ташкента, Бухары (в Кокандском ханстве), Хивы, Бухары, обсерватория в Самарканде безвозвратно погибли под беспощадной рукой татарского вандализма и бухарской инквизиции, которая предала проклятью всякое знание, кроме религиозного". Актуальными до сих пор являются и следующие слова Валиханова: "Даже монументальные памятники прошедшей культуры подвергались гонению мулл, как подражание невродовскому столпотворению, как греховная борьба человека с творчеством аллаха; только мечети, медресе и гробницы магометанских святых, только клопная яма (кенехана) и еще башня мунар, с которой бросают преступников, сохранились до наших дней, благодаря своему благому назначению".
         Между тем одной из составных расцвета культуры Центральной Азии в средние века был диалог между культурами и религиями (арабо-ирано-тюркский синтез, тюрко-согдийский синтез). Центральная Азия того периода не знала конфликтов на этнической почве, расовой неприязни и чувства превосходства одного народа над другим. В древности со стороны местного населения не было пренебрежения к этническому происхождению чужеземцев, которые легко включались в социальную жизнь своей новой родины. Для примера можно указать на ахеменидский период, который характеризовался интенсивными процессами этнического смешения и синкретизма различных народов.
         Ч. Валиханов в своем исследовании культуры уйгуров проводил четкое различие между народной культурой и безнравственностью местной элиты. "К числу отличительных и хороших черт туркестанской нации надо отнести общительность. Они любят общество, часто устраивают вечера, на которых обыкновенно бывают вино, музыка и женщины... В языке туркестанцев есть слово "благодарю", "ашкалла", а в нравах обычай благодарить... Туркестанцы ненавидят китайцев, но это не мешает им заимствовать их цивилизацию"".
         Знание китайских источников позволило Валиханову сделать ряд этнокультурных открытий о роли тюрков в мировой цивилизации. Например, относительно золотых вещей и монет, найденных на развалинах древнего Алмалыка, многие ученые сделали вывод, что это следы чудьских коней. Но по Валиханову: "Исторические данные нам говорят, напротив, более в пользу тюрков, чем финнов, потому что тюгу, по свидетельству китайцев, были рудокопами жужанского дома, а при покорении Сибири одно тюркское поколение было названо кузнецким, потому что оно исключительно занималось плавкой руд и снабжало металлическими изделиями соседних монголов и финнов".
         Очень интересное наблюдение он сделал и об особенностях китайской цивилизации. Эта страна на Востоке известна была под названием Чин. Китайцы часто называли себя по именам правивших династий (Цинь, Хань, Тан и т. д.). Одно имя для империи употребляется всегда: Джунго-Средняя и Небесная-Тянь-Сянь. Уйгуров они называли чанту (чалмоносец), т. е. идентифицировали с мусульманами вообще. "Всех среднеазиатцев называют анджанцами, османов - хункер, русских - улус, монголов - тойцзы, киргизов-хасаков и дикокаменных киргизов-бурутов ставят в ничто, как презреннейших варваров".
         Заслуживает внимания сделанный им сравнительный анализ судеб мировых империй. Китай сравнивал с Римом. Исследователь находил много общего в особенностях этих цивилизаций: "Китай своей площадной жизнью, своей языческой философией и эгоистическим себялюбием и, наконец, дряхлостью и слабостью своих внутренних сил и осторожной уклончивой политикой вне, совершенно напоминает древний Рим в период перед его падением. Читаешь историю Китая и сходство делается еще поразительнее. Варвары теснят Китай. Китай не может противиться и прибегает к хитрости, свойственной бессильным, - задабривает дарами, платит им дань и гордо называет ее жалованием, принимает в службу, одних выставляет против других и льстит их тщеславию, награждая достоинством князей, ванов, гунов, как Рим раздавал титул патрициев. Платит еще позорнейшую дань княжен, подобно тому, как византийские императоры выдавали своих княжен за русского Владимира, за варвара монгола - Ногая, брата Берке, и потом, в виде величайшего счастья, - за турецких султанов".
         В культуроведческом наследии Валиханова следует выделять не только теоретические проблемы восточных этнокультур, но и ценные положения по истории культуры тюркских народов и племен. Ценность этих историко-культурных изысканий объясняется широким привлечением китайских источников.
         Согласно им, Туркестан был известен китайцам начиная со II века до нашей эры. На этой земле, по китайским данным, жили племена и народности, непохожие ни на хуннов, ни на усуней; они имели наглые глаза, высокий нос, густую бороду и исповедывали буддизм. Письмо их похоже на индийское. Отец Иакинф называет их тюрками и в одном месте, именно в Каннах, в истории династии Суй (581-618) переводит, что они употребляли тюркское письмо. Конечно, в середине XIX века, когда еще не были расшифрованы Орхоно-Енисейские письмена, Валиханов не располагал сведениями об особенностях того письма, но свою прозорливую догадку все же высказал. В VIII веке восточные тюрки совместно с Китаем боролись с арабскими войсками (по версии китайских историков). В дальнейшем начинается усиление тюрко-монгольского элемента во всей Центральной Азии. Валиханов отмечал: "Нет сомнения, что юечжи, кочевой народ, занявший нынешний Хорезм..., и поэтому распростерший свое владение на весь Туран, были тюрки, низвергавшиеся впоследствии на Азию под именем сельджуков, османов, каракайлу, аккойлу. Кангюй и западные дулгасцы тоже утвердились в Туране, и, по свидетельству китайцев, последние граничили далеко на западе с Фолиню (Византией)".
         В своих трудах Валиханов приводит свидетельство Абулгазы и китайских историков о том, что уйгуры исповедывали буддизм и несторианство, как народ более образованный и имеющий письмо, служили у монголов письмоводителями. При наследниках Чингисхана Западный и Восточный Туркестан совершенно отделились друг от друга, но сохраняли тюркские основы. В дальнейшем Туркестан (страна тюрков) был разделен между Россией и Китаем. Только продвинувшиеся далеко на юго-запад тюркские племена смогли сохранить свою государственность (Турция и Иран). Как известно, до начала XX века Ираном правили различные тюркские династии: сельджукиды, газневиды, каджары. Но здесь, как и в случае с Китаем, смена тюркских династий не приводила к смене типов цивилизации. Высокая иранская цивилизация ассимилировала тюркских кочевников. Как видим, исследование Ч. Валихановым взаимодействия Китая и тюрко-монгол имеет не только частное значение, а является более универсальным приемом изучения кочевых культур и оседлых цивилизаций.
         Народы Центральной Азии создали на протяжении многих тысячелетий ряд цивилизаций и обогатили восточную и мировую культуру. Они достигли выдающихся результатов в градостроительстве и зодчестве, ирригации, полеводстве, отборе и селекции скота, технике и технологии горнодобычи и металлургического производства, в развитии различных отраслей науки, литературы и искусства. В процессе длительного исторического развития выработано много общих черт и традиций в социально-экономической жизни, культуре и быте, что определяет особенности культуры данного региона. Развитие протекало на стыке трансазиатских путей, и в течение всего исторического периода имелась интенсивная связь с другими народами Азии и Европы. Испытывая влияние других культур, народы Средней Азии и Казахстана в свою очередь оказывали значительное влияние на развитие культурной жизни в соседних странах.
         Влияние шло не только от оседлых цивилизаций к кочевникам. Например, культура уйгур оказывала цивилизационное воздействие на Китай. В Цинской империи было три государственных языка: маньчжурский, китайский, монгольский. Дворцовая хроника, официальные документы писались на трех языках. В Восточном Туркестане положение было такое же, китайский язык занимал прочное место в учреждениях. Однако от Ч. Валиханова нам известно, что в динамической переписке с владетелями Средней Азии и Казахстана китайцы пользовались новоуйгурским (тюркским) языком.
         Велик был поток культуры, проникавшей в разные исторические времена в Китай из Западного края, как в древности китайцы называли район Туркестана, смыкавшийся с индоиранским культурным кругом. Не менее известно и обратное: множество достижений перешло в эти районы из Китая. Буддизм, представлявший не одно только религиозное учение, а целый комплекс материальной и духовной культуры, соединился с цивилизацией кушанского царства.
         Всестороннее изучение востоковедческого наследия Ч. Валиханова показывает, что смысл всемирной истории состоит в становлении, утверждении общечеловеческих ценностей и в их восприятии всеми народами. Сквозь призму общечеловеческих ценностей европейская цивилизация предстает как уникальная в своей исключительности и как одна из многих в своей относительности, а своеобразная восточная охватывает практически все континенты и материки.