Она часто вспоминала свое детство и юность. Обращалась в сторону Китая и плакала. Ее отца звали Осман-кази, он был самым уважаемым и справедливым судьей в округе.

         Халимам, его единственная дочка, считалась чуть ли не княжной, ее баловали и не позволяли ходить пешком - к ее услугам были носилки. Она любила тяжелые серьги и золотую диадему - алтын кадак. По традиции ей надевали на ноги специальные колодки, чтобы нога была миниатюрной, не больше 35-го размера Семья Акбаровых Аскаржан был молод, горяч и слыл отчаянным джигитом и великолепным наездником. Он полюбил 15-летнюю Халимам и в один прекрасный день выкрал и привез ее в Жаркент.

         Так в начале ХХ века началась история семьи Акбаровых. Тогда еще никому не было известно, что отчаянный влюбленный джигит станет потом одним из основателей Уйгурского театра в Казахстане, а его любимая Халимам - талантливой актрисой и мамой восьми замечательных детей.

         В обычном доме на четвертом этаже, в квартире старшей дочери Акбаровых, Зиннат Аскаровны, любят собираться все родные и близкие. Здесь есть огромная лоджия, размером с комнату, топчан, как сцена, с низеньким столиком.

         И солнечный свет, пробивающийся сквозь виноградные листья. Не хватает только нежного звучания равапа - уйгурского народного инструмента. Потому что история семьи Акбаровых все-таки очень похожа на дастан, современную поэму ХХ века. Судите сами, старшая сестра Зиннат стала народной артисткой РК и певицей, Анвар - заслуженным деятелем искусств, профессором и дирижером Государственного струнного камерного оркестра, Адалят - тоже заслуженная артистка РК, танцовщица и балетмейстер.

         Кстати, она первой в истории Уйгурского театра встала на пуанты. Салима, закончившая Московский ГИТИС, тоже стала балетмейстером и 10 лет проработала в Театре оперы и балета имени Абая, Нурбуви - пианистка, Тельман - скрипач, Халбуви - режиссер в ташкентском театре, а самый младший Алимжан - главный редактор республиканской детской газеты "Дружные ребята", недавно тоже получивший звание деятеля культуры.

         - Вообще-то у нас должна была быть другая фамилия, - рассказывает Зиннат Аскаровна, - просто когда паспорт папе выписывали, его спросили: "Как твоя фамилия?". А наши родители тогда не знали, что это такое. Вот папа и сказал, что его отца зовут Ахвяр. По-русски вышло: Акбаров. А вообще-то мы должны быть Ушурбакиевыми. Потому что все папины братья носят эту фамилию. По тем временам наш папа жил плохо, когда он был маленьким, умерла его мама, а отец женился снова. Папа рано покинул родительский дом.

         В Панфилове начал сапожничать. Хотя какой он был сапожник? Так, ученик, подмастерье.

         - Зина, ты еще расскажи, каким он был свинопасом, - смеется Анвар Аскарович, - раньше все это рассказывали для работников ЦК.

         - Ну хорошо, папа был плохим сапожником. Зато по вечерам в мастерской, где он работал, собирались его друзья, и он играл на всех музыкальных инструментах. Тамбыр, дутар, даб, равап, сатар... Он еще пробовал играть на няй. Знал очень много народных песен.

         И когда однажды в Панфилов на гастроли приехал театр, до его руководства дошли слухи, что здесь живет талантливый человек. И папу забрали в театр, в Алма-Ату. С 1935-го и до последних лет жизни он работал в театре, 25 лет был музыкальным руководителем театра музыкальной комедии. При его содействии выходили пластинки. Что удивительно, он не имел никакого образования, но это был настоящий народный талант. Нотной грамоты тогда не знали, но папа потом самостоятельно освоил ее.

         У него была феноменальная память - сколько песен, сколько мукамов знал наизусть! Даже Куддус Кужамьяров никогда не забывал отметить, что очень большую помощь ему оказывал Аскаржан-ака. Высоко ценил нашего папу и Ахмет Жубанов. Он говорил про него, что это ходячая музыка уйгурского народа. Самое большое событие в жизни папы случилось в 1939 году, когда в Москве проходили Дни культуры Казахстана. Папа тогда повез в Большой театр 40 музыкантов и танцовщиц, организовал оркестр.

         Так Советский Союз впервые узнал, кто такие уйгуры. В президиуме сидели Сталин, Ворошилов, Маленков, все Политбюро. После этого отцу сразу дали звание заслуженного и почетную грамоту. По тем временам это все равно, что орден получить. Рассказывают еще, что в те годы, при Сталине, запрещалось бисировать. То есть повторять номер не позволялось никому. А у нас был один номер уйгура Баратова - танец с палками. И, видимо, он так виртуозно его исполнял, что зрители не отпускали его со сцены.

         Артисты попросили разрешения у Сталина повторить номер. И он разрешил. На следующий день все газеты Москвы вышли с фотографией танцора. Таких талантливых людей отец находил сам.

         - История гласит, что Наркомпрос открыл Уйгурский театр в 1934 году в здании бывшей мечети на пересечении улиц Фурманова и Горького. Ставили тогда спектакли по очереди и узбеки, и татары, и уйгуры. Мирзоян, первый секретарь ЦК, присутствовавший на первом спектакле, остался доволен.

         - Тем не менее, в 1942 году Уйгурский театр уехал из Алма-Аты, с чем это было связано?

         - Во время войны это здание понадобилось для госпиталя. И Уйгурский театр перевели в село Чилик. Мы прожили там 20 лет. Так что все наши профессора - настоящие чиликане, - подмигивает Зиннат Аскаровна. - Но это были страшные военные годы. На 80 рублей папиной зарплаты мы жили впятером. Учтите, что это было село. В городе все-таки жилось полегче, выдавали какие-то пайки. До нас эта помощь не доходила.

         Наши родители пешком ходили по колхозам и работали. Босиком, без одежды. Если и была одна приличная одежда, они ее не надевали, берегли для сцены. Театральный реквизит возили в повозке на быках. Вы можете себе представить сейчас - от Алматы до Панфилова пешком? Туда-обратно 700 км? А между этими населенными пунктами ничего не было, ночевали, бывало, и в поле. Если попадался им по дороге падежный скот, папа сдирал с него кожу и делал чувачки для труппы. И знаете, что самое удивительное?

         Народ в то время очень любил свой театр. Люди знали, что из колхоза в колхоз ходят артисты, и оставляли кусочек хлеба, или кукурузный хлеб, тогда он назывался загыр-нан, или саму кукурузу, или горсточку жареной пшеницы. И вот этим последним они делились. А еще папа рассказывал, что был такой случай в Уйгурском районе. Им начинать концерт, а зрителей нет. Председатель же колхоза заверял, что зрители с нетерпением давным-давно ожидают приезда артистов.

         "Мы так хотим что-нибудь посмотреть, отдохнуть, хоть как-то порадоваться", - убеждал председатель. А зрителей, тем не менее, не было. Как оказалось, они все же пришли, только все женщины попрятались за горочки и холмики. Потому что им надевать было нечего, люди были раздетые, какими-то тряпками прикрытые... Страшные времена... Особенно в тех краях.

         - Легче было, наверное, закрыть театр?

         - Да, вот и главный режиссер Марджанишвили так сказал, когда весь театр полгода не получал зарплату:

         "Я так больше не могу работать, не могу смотреть, как голодают ваши дети. Давайте закроем театр, ваши колхозники вас прокормят, будете заниматься самодеятельностью, и вы не умрете с голода". Но отец и еще несколько человек сказали: "Мы лучше умрем в этом театре. Если мы закроем его, то умрет наше искусство, закончится с нами вся уйгурская культура". Вот такие они были фанатики. Зато в следующем году театру исполнится 70 лет. Сейчас, конечно, все забывается, но историю уже никуда не денешь.

         - Как получилось, что вся ваша семья принадлежит искусству? Это династическая предопределенность?

         - Нет. Например, наш дед Ахвяр работал на таможне. Он знал уйгурский, казахский, китайский, русский, татарский и английский языки. И люди мечтали пройти границу, когда была его смена. Потому что слыл он очень справедливым. Его брат в Жаркенте работал в милиции. И когда на таможне милиционерам отдавали контрабанду, они ничего себе не брали. "Раздайте! - кричал наш дед, заезжая к ним на коне. - Раздайте всем беднякам. Все отрезы, хлеб, муку, все что есть!". А если говорить о нас, то это большая заслуга родителей. Все мы получили высшее образование, все учились в интернатах. Единственное исключение - это наш Алимжанчик. Заартачилась я, мол, хватит артистов. И отправили его в энергетический институт. А он однажды пришел с третьего курса, открыл свои чертежи и сказал: "Я не буду больше учиться".

         Пришлось мне пригрозить - если недоучишься, я устрою тебя на такую работу, что ты будешь возить отходы. И он еле-еле, через силу закончил этот институт. Но гены, видимо, все равно дают знать. Он создал там с ребятами ансамбль "Улан", который гремел на весь город, да и по Средней Азии они поездили немало. А по той профессии он все равно не стал работать, пошел в журналистику. Я до сих пор считаю себя виноватой - у него прекрасный голос, он артист.

         Помните, как он пел в первой казахстанской рок-опере "Такыр"?

         - Я считаю, что всех на ноги поставила наша старшая сестра - наша вторая мама Зиннат, - добавляет Анвар Аскарович. - Мы ее всегда слушались. Это она привела в школу и меня, и сестер, и Тельмана. Помню, как я там каждый день сидел у забора и плакал, чтобы она пришла. Мы так привыкли жить в семье... А тут в интернате все было грубое, еда другая. У туалета на улице жили свиньи. Ужас!

         А потом выросли, немножко повзрослели и отошли друг от друга, потому что у нас уже свои семьи появились. Вообще, я считаю, каждый из нас сделал в своей области что смог. Могло бы, конечно, где-то и лучше повернуться. Но у нас никогда не было блата. Так получилось, что каждый добился всего без помощи посторонних. Например, когда я поступил в аспирантуру Московской консерватории, отец даже не знал, что я поехал поступать. Вот так и выросли все мы. Потому что родители научили нас порядочности и честности.

         Отец всегда гордился тем, что никогда не врал. В нем было какое-то абсолютное бескорыстие. А от мамы мы научились доброте. Она всегда все прощала, оставалась на высоте. Может, это качество и не помогало нам в жизни, скорее даже мешало. Но пропускать все через сердце - это присуще всем нам. Никто из нас не смог строить карьеру, перешагивая через себя, через людей.

         - Обычно семьи артистов бережно хранят воспоминания о первой загранице...

         - В советское время уйгуров за "железный занавес" не пускали. Но зато вся Средняя Азия - Ташкент, Бишкек, Ашхабад - каждое лето была наша. В Москве, в Ленинграде хорошо выступали. Но это разве заграница? Вот только недавно мы с театром были в Китае, 2 месяца на гастролях - Урумчи, Кашгария, Хотан, Кульджа - весь Уйгурский район мы с успехом проехали.

         - Если Болгарию считать заграницей, - чуть сомневается Анвар Аскарович, - то в 1967 году, когда я был студентом 3-го курса, к 50-летию Советский власти нас отправили на 10 дней в Софию. Это была моя первая поездка.

         Запомнился, конечно, зритель. А позже уже была Германия, Швейцария...

         - О совместном семейном проекте вы не мечтали?

         - Нет, не задумывались. Хотя могли бы. Но для серьезного профессионального выступления нужны средства.

         - Знаете, - подливая аткянчай, подхватывает Зиннат Аскаровна, - с уйгурами какая обычно ассоциация? Базар, торгаши. А у нас в семье никогда копейки лишней не бывало.

         Помню, как однажды это надоело нашему профессору Анвару, и он сказал: если бы все мы работали на одной торговой точке, то, наверное, сейчас все по машине бы имели. Но я думаю, не надо гневить Бога. Все мы трудимся. И по сравнению с военным временем мы живем по-королевски.