...Он берет в руки дутар, увеличенное, многострунное подобие казахской домбры, и начинает петь широко известную песню «Сегиндым» («Истосковался») — о Восточном Туркестане, своей родине. Смотрю на его благородный и вдохновенный облик, слушаю уже не просто песню, а голос человеческого сердца, и удивляюсь тому, «как умеют эти руки эти звуки извлекать». И вновь поражаюсь гармоничному слиянию в нашем Махмуте-ака ученого, поэта и виртуозного дутарчи. В этом году ему исполняется 70 лет. Кто он и откуда, Махмут Абдрахманов — мой давний коллега по филфаку КазПИ, теперь Казахскому национальному педагогическому университету им. Абая?

         Он родился в большой семье уйгурского дехканина, в которой, кроме собственных, было еще четверо приемных детей: в страшный голод тридцатых годов надо было спасать не только себя.
         Казахстан стал второй родиной Махмута-ака. Здесь началось братское приобщение к казахской культуре: окончил педучилище в Тургени, поступил в 1953 году на казахское отделение филфака КазГУ, гордится, что учился вместе с Кадыром Мырзалиевым. Защитил на казахском языке дипломную работу “Современная уйгурская поэзия”, опубликованную затем в виде статьи в журнале “Жулдыз”. На пятом курсе его уже пригласили на работу в уйгурскую газету “Коммунизм туги” — стихи и критические статьи этого неугомонного и яркого, талантливого студента сразу же обратили на себя внимание.
         Входя в большую литературу, Махмут Абдрахманов понимал, что творчество должно отвечать запросам большого исторического времени. После смерти Сталина, с наступлением хрущевской “оттепели” стали открываться в Казахстане уйгурские отделения в вузах, выходить новые газеты и журналы, книги репрессированных писателей, возникла уйгурская секция в Союзе писателей. Именно в эти 50—60-е годы пришли к читателю произведения Х. Абдуллина, И. Бахтии, М. Бахниязова, И. Изимова, Х. Хамраева, Р. Кадыри, З. Самеди. Кроме них, в уйгурскую литературу вливаются талантливые писатели Восточного Туркестана — С. Маматкулов, Р. Розиев, И. Джалилов, А. Дулятов, Дж. Розахунов, Д. Ясенов, М. Хамраев... М. Абдрахманов подчеркивает, что “именно их перу принадлежат произведения, определяющие интеллектуально-эмоциональное состояние современной уйгурской поэзии”.
         Можно считать, что высшим знаком возрождения и прогресса уйгурской культуры, поддержанного на государственном уровне, явилась организация отделения уйгуроведения в рамках Института языкознания АН КазССР под руководством академика А. Кайдарова. Здесь нужны были люди молодые, смелые, со своими идеями. Самобытный поэт и критик М. Абдрахманов оказался среди них. Так открывается его второе призвание — ученый-литературовед. В своей кандидатской диссертации и книгах, предшествовавших ей (“Борьба и жизнь”, 1961 г., “Очерки уйгурской советской поэзии”, 1967 г.), М. Абдрахманов не просто изучил, а в буквальном смысле оправдал, “вывел в свет” таких уйгурских репрессированных писателей, как Н. Абдусемятов, Н. Исраилов, Т. Хасанов, М. Хамраев — зачинателей казахстанской уйгурской литературы до 1937 года.
         Такой материал и пафос гражданской и научной реабилитации не всем пришелся по вкусу. Диссертация получила отрицательный внешний отзыв, такие же отзывы-доносы посыпались в ВАК, их несли прямо на защиту, которая продолжалась более четырех часов. В опровержение известной пословицы ее можно было бы назвать “и один в поле воин”, тем более что соискатель принципиально отказался от научного руководителя, полагая, что компетентных ученых по его теме еще нет.
         Его спасли 17 положительных отзывов, поступивших со всех концов СССР. Но главное, как нам думается, — убежденность в своей правоте, глубокое знание материала, боевая способность отстаивать до конца правду о трагической судьбе родной литературы в годы сталинского террора. Нелегко “проходила” и докторская диссертация “Пути и особенности развития современной уйгурской поэзии” (1994 г.). Также, по желанию автора, не было научного консультанта. Но ВАК пошел навстречу соискателю.
         За двадцать с лишним лет, прошедших между двумя диссертациями, рухнул советский тоталитаризм, возник независимый Казахстан, многие народы обрели государственный суверенитет и получили возможность этнического воссоединения. Но казахстанские уйгуры так и остались “за границей”. В трудное переходное время М. Абдрахманов еще более убедился в том, что существует историческая преемственность эпох, особенно в творческом сознании ученого и поэта, которую опасно разрушать. Махмут-ака не случайно избрал для себя вторую публичную стезю — вузовского преподавателя, тем более в таком крупном университете РК, как легендарный КазПИ — КазНПУ. Общение со студенческой молодежью, как известно, творчески стимулирует само по себе. Но это не только вдохновенные лекции. Это огромная учебно-методическая работа, проделанная им, например, на уйгурском отделении КазПИ в роли заведующего кафедрой. Это он, собственно, наладил работу этого отделения, которое было и остается образцом самого добросовестного и ответственного отношения студента к учебе. Он первым поднял вопрос о необходимости изучения и преподавания национальной истории, помимо родного языка и литературы, и ее читали с 1987 по 1994 год.
         За годы работы в КазНПУ он напечатал множество статей, издал сборник “Эхо годов”, посвященный проблемам уйгурского языка и культуры, вопросам просвещения и преподавания уйгурского языка и литературы. Разработал учебные программы и участвовал в создании учебников для 5—11-х классов уйгурских школ РК. В скором времени выйдет сборник его статей культурологического и литературно-критического плана. В этих книгах аккумулирован уникальный опыт гуманитарного уйгуроведения, на который уже давно опираются соотечественники из Ташкента и Бишкека. И венчает этот упорный патриотический труд, конечно, плеяда учеников Махмута-ака, защитивших под его научным руководством кандидатские диссертации, причем есть среди них и те, кто живет и работает в Синьцзяне. После ухода из жизни таких видных деятелей уйгурской культуры, как Х. Абдуллин, Г. Садвакасов, А. Шалиев, по существу заменил их, возглавил уйгурскую филологическую науку М. Абдрахманов.
         Вероятно, при такой нагрузке для поэзии уже не остается времени? Но это не совсем так. Поэтические сборники “Песни сердца” (1967 г.), “Перевалы” (1987 г.), “Шаги” (1994 г.), либретто для оперы “Садыр палван”, музыку к которой написал великий Куддус Кужамьяров, стихи, осевшие в газетной и журнальной периодике, еще не собранные в новую книгу, так же, как и многочисленные переводы с русского (Пушкин, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, Э. Асадов, А. Дементьев) и казахского (Абай, Х. Ергалиев, Х. Бекхожин, К. Мырзалиев, Т. Молдагалиев, С. Жиенбаев), — все это живой неповторимый след М. Абдрахманова в уйгурской литературе и культуре второй половины ХХ века. И прежде всего это стихи, ставшие народными песнями, — “Журавли”, “Истосковался”, “Мой уйгур” и многие другие. Соавторами их стали такие известные композиторы, как С. Зайналов, И. Масимов, А. Хамраев. Махмут Абдрахманов был принят в Союз писателей еще в 1962 году, причем и здесь он проявил себя как активный участник литературного процесса. И все-таки стихов у него мало, считает сам автор.
         — В это трудно поверить, Махмут-ака, — говорю я.
         — Стихов мало потому, что я по любому поводу стихов не писал. Но я и не из тех поэтов, которые презирали гражданскую поэзию или позже стыдились ее. Я, например, не стесняюсь своих советских стихов о Ленине, революции. Тогда именно на эти темы было написано немало талантливых произведений.
         Мало стихов и потому, что я был и остаюсь критиком, который работает не покладая рук и не боится критиковать безжалостно, но по существу. Но и как поэта-лирика меня знали и ценили. К. Кужамьяров, например, прикладывая руку к сердцу, говорил мне: “Давайте с вами напишем песню, пока оно (сердце. — В. Б.) еще не состарилось для песен”. Это было уже давно, но вот в прошлом году вдруг написал стихи о любви. Значит, еще не состарился?
         — Что, по-вашему, поэзия — лирическая иллюстрация к действительности или уход от нее?
         — Поэзия — это выражение души, которая активно соприкасается с действительностью. Это особое состояние, как внезапный луч прожектора, как проснувшийся вулкан. Является оно, когда поэт живет жизнью своих современников, и это высекает искры вдохновения. Думаю, среди других уйгурских поэтов нашего времени и я смог сказать правду о моем несчастном народе. Поэтому мои стихи и песни по сути своей складываются в гимн ему. Кто-то из крымских татар, депортированных в Казахстан, отлученных от родины, сказал о моих стихах: “Маха, вы и наши мысли высказали”.
         Есть целый пласт мировой литературы об угнетенных или рассеянных по земле народах, помню, во Дворце культуры АХБК проходил творческий вечер композитора С. Зайналова. Народная артистка Н. Маметова исполняла нашу песню “Истосковался”, и произошло чудо — соприкосновение сердец: песню запел и зал, то есть народ. И поет до сих пор. Что может быть для поэта выше этого? Когда все читают или поют твои стихи, пусть немногочисленные, то в такие минуты жизнь хочется отдать во имя своей мечты.