Стояло лето, гастроли были в разгаре, и представление это давалось в каком-то отдаленном селении. К вечеру сельский клуб был переполнен, и все собравшиеся следили за каждым движением на сцене, надеясь, что развернувшаяся там драма окончится благополучно.

         Но ожидания не оправдывались – отказавшись выйти замуж за старого бая, влюбленная в своего ровесника юная Анархан была приговорена к казни за нарушение традиций. Подвергнутая изощренным пыткам и издевательствам, она умирала вместе со своим любимым. Уже произнесены последние, заветные слова, уже, обессиленная, она падает рядом с ним на подмостки. Еще одно, прощальное движение руки, и под скорбные звуки музыки медленно закрывается занавес.

         Потрясенный гибелью успевшей полюбиться всем героини, зал впал в оцепенение: «Да за что же такое ей, этой замечательной и чистой девушке?» Но вот занавес вдруг шевельнулся, пошел открываться вновь, и все те, кто только что так страдал от жалости к несчастным, озарились радостным, ликующим удивлением: Анархан, живая и невредимая, выходила к ним на поклон вместе со своим избранником. Это было чудо, для той публики совершенно необъяснимое, хотя реальное и ощутимое.

         – Да, – говорит исполнительница роли Анархан в одноименном спектакле Уйгурского музыкально-драматического театра, ныне народная артистка РК Зинат Акбарова, – такую реакцию мы действительно наблюдали в Панфиловском районе. Оказывается, и тогда еще, в 60-е годы прошлого века, наш зритель был таким вот наивным, неискушенным. Все бросились к нам – каждому хотелось потрогать, прикоснуться, удостовериться, что мы и вправду живы. И именно так принимали мою Анархан во всех уйгурских селениях. 15 лет играла я ее бессменно, и для меня это предмет гордости, потому что с «Анархан» началась история нашего первого профессионального уйгурского театра. Этим названием ознаменовалось его открытие в 1934 году, и спектакль этот никогда не сходил с репертуара. Ну а когда речь заходит об основоположниках театра, то я с благоговением говорю о том, что одним из них был мой папа. Это легендарный среди уйгуров Аскаржан Акбаров. Он виртуозно играл на бубне и владел всеми национальными инструментами. Зная все 12 мукамов и множество уйгурских песен, отец добился того, чтобы все они звучали в концертах. Выходец из Джаркента, он был подмастерьем у сапожников. Среди них было много народных певцов и музыкантов. Папа постоянно слушал их, потом стал записывать, что очень пригодилось ему при создании театра. И если сейчас у нас есть фольклорный ансамбль «Нава», то тогда это была просто концертная программа уйгурских песен и танцев, куда папа подтягивал талантливых самородков. Словом, он весь состоял из музыки, что очень ценил Ахмет Жубанов, говоря, что это великий талантище и ходячая народная энциклопедия. Таким образом, помимо чисто актерской деятельности папа 25 лет был еще и художественным руководителем музыкальной части театра. Кстати, благодаря ему Москва впервые познакомилась с уйгурами.

         – Во время Декады казахского искусства 1936 года?

         – Нет, позже – в 1939 году. Тогда туда поехала казахстанская делегация их двухсот человек, причем 40 из них были уйгуры. Там в Большом театре при полном составе Политбюро во главе со Сталиным проходил показательный концерт. А в ансамбле нашем в те поры был замечательный танцор из уйгурского кишлака, и вот он под аккомпанемент папиного бубна исполнял традиционный уйгурский «Танец с палками». И до того искусно у него это получалось, что весь театр буквально гудел от аплодисментов. Но по тем временам номера на «бис», оказывается, не повторяли. А тут все просят, вызывают и вызывают. И тогда устроители обратились за разрешением к Сталину. Он выслушал, рассмеялся и махнул рукой – дескать, пусть повторит! Тот, конечно, станцевал еще раз, и на второй день все московские газеты пестрели его фотографиями.

         – В ту пору театру было пять лет. Где же он базировался?

         – В Алма-Ате. Тогда во всей стране был настоящий бум – всюду возникали Театры рабочей молодежи (ТРАМы). Особое внимание обращалось на малые народы, и в Алма-Ате, в здании бывшей мечети, функционировал Театр национальных меньшинств, включавший татарскую, узбекскую и уйгурскую труппы. В общем, это была, конечно, самодеятельность, но из нее-то у нас с помощью таких профессионалов, как Дьяков, Бабурин, Ланге, Иванов-Сокольский, и родился наш театр. Правда, когда началась война, здание отдали под госпиталь, театр перевели в Чилик и лишь в 1960 году вернули в Алма-Ату.

         – Скажите, а когда вы почувствовали в себе актерские задатки?

         – Сама я, можно сказать, родилась в театре. Крутилась на репетициях, в гримерках и уже в три года на детском утреннике вышла на сцену. Папа прекрасно играл на бубне, и я начала под него танцевать. А когда мне исполнилось семь, я заняла первое место на Всесоюзной олимпиаде детского творчества, которая проходила в Алма-Ате. Представляете, первое место в Советском Союзе! Среди победителей были Ольга Пархоменко (потом известная украинская скрипачка), собирательница хлопка таджичка Мамлакат Нахангова, тогда еще начинающий композитор Александра Пахмутова из Москвы.

         – Успех на олимпиаде имел какое-то продолжение?

         – Да. После нее меня взяли в Алма-Атинское музыкально-хореографическое училище, где я жила в интернате. Окончив его в 1955 году, я стала первым в Уйгурском театре работником со специальным образованием. Вообще-то меня направили как солистку балета, и я занималась танцами. Но мне нравилось также играть в спектаклях. Вскоре мне доверили роль Анархан, которую я очень любила и знала наизусть каждую ее реплику. Театр наш создавался как национальный и рассчитывался на уйгурскую аудиторию. А поскольку уйгуры жили в разных местах страны, то большую часть времени он проводил на колесах. Папа так вообще по целому году ездил. Уезжал – мама была еще в положении, приезжал – по полу ползал уже родившийся ребенок. Единственное, что он успел сделать для себя лично, так это выкрасть маму.

         – Интересно, как это?

         – Она была из Джаркента, из богатой семьи, где ее воспитывали по китайским обычаям. И когда в 1935 году он был там на гастролях, они познакомились, влюбились друг в друга, и он тайно от родителей увез ее в Алма-Ату. Мама поступила в театр, танцевала, пела и готовилась играть в «Анархан». Но поскольку должна была родиться я, дебюта не состоялось. Ну а артисты ездили, и маршруты их были разнообразными – уйгурские и казахские селения нашей республики, Киргизии, Узбекистана, Каракалпакии. Трудно, конечно, но ведь каждый спектакль наш был праздником для зрителей. И что интересно – представления наши начинались, как правило, в восемь вечера. Но предусмотрительные сельчане уже с двух часов дня посылали своих детей на них занимать место. Конечно, спектакли наши видели все по многу раз, знали заранее, чем кончится действие. Но шли смотреть снова и снова. Гостиниц тогда не было, мы останавливались у людей, и я во всех районах знала почти каждый дом. Ждали нас, конечно, и в Алма-Ате. Уйгуры толпами шли на наши спектакли. Однажды, помню, я задержалась – надо было покормить недавно родившуюся малышку. Подбегаю к началу представления, а служебные двери закрыты. С центрального входа народ толчется, двери ломает – не пройти. Звенит третий звонок, и я буквально ныряю вниз, пытаясь штопором пробурить среди ног. Но нет – пихают, толкают. А потом вдруг кто-то рассмотрел, что это я, и громко так: «Бог мой, Анархан, оказывается, среди нас, а мы все куда-то ломимся!» Все, конечно, рассмеялись, а контролерша по такому случаю открыла дверь и пропустила их со мною.

         – Вы стали ведущей актрисой театра. Представляю, сколько ролей было сыграно!

         – Более ста. Причем несколько постановок десятилетиями держались на сцене. Кроме них были еще главные, а потом и возрастные роли в спектаклях «Герип и Санам», «Проделки Майсары», «Черная роза», «Нурхан», «Зыковы», «Садыр Палуан» и других. Последней моей работой была Ханума в прекрасном одноименном спектакле. Вообще я люблю комедию – там надо много петь и танцевать. Но люблю и лирических героинь. В «Аршин-Малалан» играла, например, Гульчехру. Красивый образ такой. Нравится мне и хулиганистая Яринка из «Свадьбы в Малиновке». Очень хорошо прошел у нас живой и колоритный спектакль «Кыз-Жибек». Сам Мусрепов, автор пьесы, приходил смотреть, и ему понравилось.

         – В Казахстане известна династия Акбаровых. Та самая, к которой вы принадлежите.

         – Да, таковая действительно уже существует. Нашим родителям в детстве не довелось учиться, но нам образование они дали. Салима окончила ГИТИС и была главным балетмейстером в нашем театре. Адалят после хореографического училища тоже пришла к нам солисткой балета. Нурбуви и Тельман после музыкальной школы имени Жубанова, Алма-Атинской консерватории стали концертмейстерами. Халбуви поступила в Ташкентский институт театрального искусства и уже много лет преподает там режиссуру. Анвар – профессор, завкафедрой камерного ансамбля и квартета, руководитель студенческого оркестра консерватории им. Курмангазы. Альмжан – главный редактор газеты «Дружные ребята». Имея красивый голос, он хорошо поет и не так давно выпустил свой компакт-диск. Сама я 50 с лишним лет проработала в нашем Республиканском уйгурском музыкально-драматическом театре и считаю себя счастливой.

         – Скажите, а какой момент вашей актерской жизни наиболее дорог вам?

         – В 60-е годы была у нас комедия «Кто в кого влюблен». Там я играла сторожиху. Хожу с деревянным автоматом, завод охраняю. Роль характерная, забавная, конечно, с песнями и танцами. Играю я себе ее, играю, а за стенами сельского клуба мороз лютый. На дворе декабрь, зал не топлен, холодина – зуб на зуб не попадает. Зрители кто в пальто, кто в шубе. Вот подступает мой любимый эпизод, я делаю в нем все с азартом, с огоньком и вдруг вижу, как поднимается на сцену старенькая-престаренькая бабушка. «Куда же вы, – говорят ей из зала, – рано еще, не торопитесь!» Но она идет. Ей снова: «Остановитесь, надо подождать!» Она будто бы не слышит. Уже шикают на нее, покрикивают: «Да дайте же героине хотя бы допеть!» А бабулечка взобралась на подиум, идет ко мне, кланяется и преподносит три вконец замерзших гвоздики. Потом обнимает меня и громко так, торжественно, чтобы слышали все, говорит: «Молодесь!»
         Ну что тут скажешь – и смех, и грех! И это «Молодесь!» из уст бабуленьки я держу при себе всю жизнь. Оно мне дороже всех похвал и всех наград.