Когда Господь смотрит с небес на Синьцзян – он видит птицу. Но не какую – нибудь мелкую лесную пичугу, перелетающую с ветки на ветку в лиственничных лесах хребта Нарат. А громадную Птицу, с размахом крыльев - многие тысячи километров.

         Голова птицы покрыта дорогим серебром. Это сверкают вечные ледники на вершинах самого восточного отрога Тянь – Шаня – хребта Богдо – Ула. Создатель знает, что под клювом птицы – снежной вершиной Карлыктаг – каждое лето лениво вызревают сладкие, как мед, хамийские дыни. Если ли что-либо слаще этих дынь - даже в раю?
         Острый глаз Птицы – Синьцзяна – это двухмиллионный Урумчи, столица автономного округа. Китайцы называют город «Красный храм» (Хун – мяо – цзы). Древний город, основанный в эпоху Тан (648 год нашей эры). Когда – то его крепостные башни зорко смотрели на восток и на запад, контролируя всю торговлю между странами восхода и странами заката Солнца. Урумчи - китайский форпост на Великом шелковом пути, город императорских налоговиков и таможенников. Сегодня он по-прежнему разделен на китайскую(северную) и уйгурскую(южную) части, между которыми – громадный урумчийский базар. Узорчатые ковры, большие кривые кинжалы, 400 сортов разноцветного изюма, драгоценный хотанский камень – нефрит, пепельно – золотые дыни, тибетские дымчатое серебро и голубая бирюза – на этом восточном базаре уйгуры и ханьцы в дневное время временно соединяются в громком торге, чтобы вечером разойтись каждый – в свою часть города.
         Когда Господь обращает свой взор на сердце Птицы – Синьцзяна, даже его всевидящий Взгляд затуманивается от жаркого марева. Пылает Турфан! Жжет Турфан! Испепеляет Турфан! - У подножия легендарной Красной горы я не смог высидеть и минуты на отполированном камне – горячем как раскаленная сковорода! Самый большой в мире термометр над моей головой показывал обычные для Красной горы летом +53 по Цельсию. Я был в самом жарком месте Китая. Дремали на красной голой земле двугорбые синьцзянские верблюды. И даже стальной журавль нефтяной качалки замер, не в силах раздвинуть тяжелые складки плотного горячего воздуха.
         В начале 1926 года экспедиция Николая Рериха спустилась с высокогорий Тибета по древнему караванному пути Ладак – Ламаюра – Лэ – Хеми – перевал Каракорум – к Хотану. Китай в тот период переживал хаос, упадок, всюду хозяйничали разбойничьи шайки. Хотан – важнейший перекресток южной нити Великого шелкового пути (от Дуньхуана – через соленые топи Цайдама и потом – вдоль южного края пустыни Такла – Макан – на Кашгар) – тоже находился в запустении. Рерих двинулся в обход Такла – Макана на запад. После красот Гималаев и Тибета его встретила пустыня: «Повсюду седая, пыльная кладовая!…Глаз так привык к бестонности, что, не захватывая цвет, скользит, как в пустоте. …Кругом бело-сизый туман и круглая тарелка – плоскость песков. Иногда пески приобретают скульптурный характер или приближаются к жемчужной раковине. Но все-таки сегодня идем по ровной тарелке с редкими низенькими барханами с торчащими тонкими кустиками…» Восемь десятилетий спустя я прошел теми же местами. Как и Рериха, меня поразила пустыня – как хамелеон, она постоянно меняла свой цвет. Красная, пурпурная, лиловая, желтая, серая – днем – она быстро чернела сразу после захода солнца, еще больше пугая своей безжизненной мрачностью. Слышал синьцзянскую пословицу, посвященную местному климату – «утром в Синьцзяне надевают шубу, днем носят шелк, вечером кушают арбуз вокруг горячей печи». Так оно и есть – пустыня быстро нагревается, и еще быстрее остывает.
         Такла-Макан – самая большая пустыня Китая, и одна из самых больших в мире – колоссальное правое крыло Птицы – Синьцзяна. Это Южный Синьцзян - Кашгария, населенный в основном уйгурами – древним тюркским народом, исповедующим ислам. Такла-Макан – страшная пустыня, перейти ее нельзя. Есть лишь одна дорога, пересекающая ее пески от Карлы на севере до Чарлыка на юге. Мой водитель Ли бывал там. Он рассказывал, что однажды остановился посреди пустыни и вышел из машины. Была тишина, ровно дул ветер, кругом были голые пески. Сотни километров позади, и сотни – впереди – и ни души, ни капли воды, ни травинки. Слава Богу, его двигатель нормально завелся после короткой остановки!
         Когда Рерих, три месяца после выхода из Хотана, подходил к Турфану, из огромной турфанской котловины уже пыхал нестерпимый жар (в начале апреля!). Турфанская котловина – самое низкое место в Китае (154 метра ниже уровня моря), и второе на земле – после Мертвого моря. Турфан – самое настоящее пекло, Дантова адская впадина - с 16 миллиметрами осадков в год. И одновременно громадный оазис, где растет самый сладкий в Китае виноград, а под камнями прячутся самые смертоносные в Поднебесной скорпионы. Турфан – огнедышащее и чарующе - приторное сердце Птицы-Синьцзяна. Кровь Турфана – прозрачная вода, текущая с далеких ледников Богдо – Ула по прорытым в древности подземным арыкам – кадезам, общая длина которых в Турфане – 5000 километров. Если бы не кадезы – жизни в Турфане не было бы – вода просто испарилась бы, не дойдя до оазиса.
         Помню, как мы ехали на арбе под балдахином, по руинам древнего глиняного города, влекомые грязным сонным ишаком. Из-под колес поднималась желтая пыль, вода в горле пересыхала, не успев попасть внутрь организма. Вдали плавилась в горячем воздухе Красная гора. Было ясно, что жить здесь нельзя. Но – чудо! - несколько минут спустя мы оказались под шатром сочных виноградных ветвей и листьев, с которых свисали прозрачные изумрудные кисти спелых ягод, а румяные и чернобровые уйгурские девушки резали и подавали нам огромные ломти рубиновых с черными семечками турфанских арбузов! Мы впивались в сочную мякоть, не в силах насытиться спасительной влагой – а девушки отчего-то хохотали, глядя на нас. Не так ли смеялись подобные им чернобровые красавицы над молодым венецианцем Марко Поло, шедшим через Турфан полтысячелетия тому назад! Создатель! – есть ли у Тебя что-то более постоянное, чем древние оазисы на окраинах великих пустынь?
         Левое крыло Птицы-Синьцзяна – это Джунгария, простирающаяся на север от Урумчи до самых снегов великолепных Алтайских гор. Есть две дороги, ведущие из города «Красного храма» на север. Одна – по западному краю джунгарской пустыни Гурбантюнгют – от Куйтуна до Бурчуна, вторая – по восточному краю пустыни – от Цитая до китайского поселка Алтай. Китайский Алтай родственен русскому, казахскому и монгольскому Алтаю. Те же прозрачные реки, богатые лиственничные, еловые и кедровые леса. Озеро Канас, схожее с нашим Тальменьим. Хребет Канас, с севера которого, на российской стороне, лежит мистическое высокогорное плато Укок, хранящее тайны скифских царских курганов. Бурные горные реки, несущиеся со снегов Тянь – Шаня и Алтая – бесследно исчезают в песках Джунгарской Гоби. Жители Северного Синьцзяна жмутся к горам точно так же, как и жители Южного – только в горах и около гор есть вода, а значит – жизнь!
         Так бежим же скорей из пустыни в горы – к чистой воде и заповедным лесам! Огромное мускулистое тело Птицы – Синьцзяна – это величественные хребты, отроги и долины китайского Тянь – Шаня («Небесных Гор») – Карлыктаг, Богдо – Ула, Чельтаг, Куруктаг, Боро – Хоро, Сармин – Ула, Нарат, Халыктау, Кетмен. Снежные вершины – до 6 – 7 тысяч метров. Могучие реки, как, например, Или и Карашар. Вековые леса, прекрасные пастбища, высокогорные озера – от всего этого захватывает дух! Тянь – Шань простирается на несколько тысяч километров с запада на восток от границы с Киргизией и Казахстаном – до границы с юго-западной Монголией в районе Нома. К северу от Кульджи (Инина) – есть знаменитая Долина фруктов, живо напомнившая мне родной Алтай. Тамошние «фрукты» – это не что иное, как хорошо знакомые нам дикие шиповник, малина, смородина, рябина, яблоня-дичок, боярышник.
         По Долине фруктов вереницей тянутся тяжело груженые фуры – вверх, на север – к Сайрам – Нуру. Здесь дорога пересекает горы – и идет дальше – на Урумчи. Хитроумные китайские грузоперевозчики, стремясь к экономии, безбожно перегружают длинные, с высокими бортами грузовики, от чего они надрывно ревут, поднимаясь на перевалы, а частенько – и переворачиваются – из-за перегруза. Вот и сейчас мы застряли на спуске с высокого перевала. Впереди – кран поднимает перевернувшийся грузовик, кабина которого смята в лепешку. Жив ли шофер? Накрапывает дождь. Под откосом – рассыпавшийся черный, словно смазанный жирным маслом, уголь-антрацит. По склонам гор – стоят бараны. Они равнодушно щиплют траву и смотрят на аварию. Мы тоже сгрудились на обочине и смотрим, и ждем – вместе с баранами «Небесных Гор».
         Ханьцы (китайцы), дунгане (китайцы-мусульмане), и уйгуры (во времена Рериха их называли сартами) – в горах не живут. Их мир – оазисы Кашгарии и Джунгарии. Горы – место жительства монголов, казахов, калмыков. Всюду можно видеть белые с красным орнаментом монгольские, или серые войлочные казахские юрты. Множество овец и коз, лошадей. От очагов идет белый дым. Казахи подрабатывают, катая на своих быстрых лошадках туристов. В горной долине к югу от Урумчи моим «гидом» был десятилетний Мохаммад – с белозубой улыбкой и хриплым смехом. Я вспоминал из своего детства, проведенного, в том числе в северном Казахстане, разные казахские (тюркские) слова. Я называл их Мохаммеду, и так постепенно мы нашли общий язык – из целой полдюжины слов! «Шайтан» (черт), «шайтан – арба» (машина), «ишак» (ишак), «кеть» (проваливай!), «арба» (повозка), «джигит» (наездник) – кто бы мог подумать, что горах китайского Тянь-Шаня я отыщу столько общих слов с местным мальчишкой-казахом!
         Близ границы с Казахстаном – города Жаркент (Панфилов) – расположена знаменитая Кульджа (по-китайски – Инин) – важный и древний торговый центр. До Алма – Аты – всего 200 километров. В приграничных магазинчиках всюду торгуют российскими – казахстанскими товарами, в том числе всяческим шоколадом - мармеладом. Продавщицы поголовно знают по-русски. Полно вывесок на русском, типа «Вкусные обеды – недорого». В Кульдже живут главным образом дунгане.
         Когда-то Кульджа была частью Российской империи. Приехав в город, я остановился в бывшей резиденции русского, а потом – советского консула. Резиденция – это большой парк в самом центре города, с несколькими зданиями на территории парка – в том числе небольшими, чисто русскими одноэтажными домами, возможно, конца 19 – начала 20 веков. В парке стоят типичные для России чугунные фонари, на которые теперь привязаны красные китайские фонарики. В бывшем доме консула висят русские хрустальные люстры, в комнатах – темнеют круглые чугунные печи с маленькими дверцами. Теперь в спальнях консула стоят столики с зеленым сукном и по вечерам китайцы – постояльцы гостиницы, устроенной в консульстве – играют за ними в кости и карты. Парк совершенно русского вида – с ручьем и широкими аллеями – теперь объявлен ботаническим садом. На огромных старых тополях и вязах я нашел таблички с датами посадки – 1908, 1898, и даже 1888… Когда-то здесь было много русских – особенно в 20 – 30 годы – бежавших от гражданской войны – всего в Синьцзяне тогда было от 20 – до 50 тысяч. Много – в Урумчи, Кульдже. Я видел в Кульдже бывшую русскую школу – ее во что-то капитально перестраивают. Школа закрылась в 60-е, в «культурную революцию». Последние русские (в основном белорусы) уехали из Кульджи в Австрию. Практически нет русских и в Урумчи.
         В Кульдже – лучшие в Китае персики. Кульджийские персики – неровные, приплюснутые, буроватых оттенков. Совсем не те краснощекие красавицы, которые мы покупаем в московских супермаркетах! Однако, разломив и попробовав их мякоть, понимаешь, почему в багаже каждого китайца, вылетающего из Урумчи в Пекин или в Шанхай - рядом с хамийской дыней, рядом с гроздьями турфанского винограда, рядом с бесподобными карлийскими грушами – обязательно лежат кульджийские персики! Наш Ли долго торговался с местными крестьянами, выбирая нам на ужин персики. Он ходил, пробовал, уходил, возвращался, требовал скидки. Крестьяне не уступали цену, пришлось брать, как есть – по 60 рублей за корзину сладких, как божественный нектар, кульджийских персиков!
         Птица - Синьцзян, когда – то полная российского духа, улетает от России все дальше… Ее огромный хвост – западные – киргизские и казахские хребты Тянь – Шаня – с жемчужиной западного Тянь – Шаня – Иссык – Кулем – все еще слышит всюду русскую речь и помнит прошлое великой некогда империи. Но нить памяти истончается. Белые кости стучат о зеленое сукно все громче. И все сильнее удивление мне кульджинцев – «ол-лло-са?!» («русский?!»).
         Синьцзян – это 19 миллионов жителей. Шестая часть территории Китая. 13 национальностей – ханьцы, уйгуры (вместе –85%), казахи, монголы, дунгане, киргизы, узбеки, таджики, калмыки…Вдоль границ по-прежнему стоит большая китайская армия – военно-строительные дивизии, введенные сюда в свое время Мао – по виду – самые обычные деревни, но с офицерами во главе. В Синьцзяне добывают нефть и газ, разводят скот, выращивают лучшие в Поднебесной фрукты. Синьцзяну уделяется большое внимание – первый секретарь парткома автономного района впервые введен в состав Политбюро КПК.
         Главные блюда Синьцзяна – плов и шашлык. Шашлык – всегда из свежайшей баранины, маленькими кусочками, тут же обваленными в красных пряностях – кусочки нанизываются по очереди – жирный, нежирный. Плов – всех видов, вкусный – до онемения вкусовых рецепторов! У китайцев и уйгуров в Синьцзяне два главных в жизни события – свадьба и смерть, два соответствующих главных цвета – красный и белый. В обоих случаях главное блюдо – плов.
         Важнейший вклад в мировую историю – Великий Шелковый путь, основанный китайцами в 5-6 веках новой эры. Торговый путь шел из древней столицы Китая Сианя – в Индию (южная нить), и Иран – Европу (северная). Южный шел через Хотан – Кашгар. Северный – через Урумчи. Большая часть Великого Шелкового пути проходила именно через Синьцзян.
         Птица – Синьцзян летит, летит - широко раскинув огромные крылья. Голова ее – Богдо – Ула - обращена на Восток – к восходу солнца. Горячо бьется ее сердце – Турфан. Крепко держат воздушный поток ее величественные крылья – Кашгария и Джунгария. Мощно и крепко ее тело – снежные хребты «Небесных Гор». Широки перья ее хвоста – Западный Тянь – Шань. Летит, летит огромная Птица! И нет конца тысячелетнему ее полету!
         А я сижу в пустыне Кумтаг, неподалеку от Дуньхуана. Подо мной – спрессованная горячая галька. Вдали виднеется потай – древняя верстовая китайская башня. Где-то впереди – Северные ворота Великого шелкового пути. Кажется, что я отчетливо слышу негромкие колокольчики торгового каравана. Я знаю – если приложу сейчас ухо к земле – непременно услышу, как медленно и могуче бьется большое сердце – сердце древней и прекрасной Азии!