Недалеко еще от нас то время, когда средняя Азия, с ее ханствами, была почти совершенно неведомым для европейца краем, – краем, как бы отдаленным от Европы какою-то очарованной стеной, за грозный рубеж которой мало кому удавалось заглянуть. Но все таинственное влечет к себе с непреодолимой силой. И вот – мы видим, что туда, в эти отдаленные страны идут смелые путешественники, как Марко-Поло, иезуит Гез и другие. Многие из них сложили там головы свои, иные же возвратились и принесли с собою различные сведения. В массе так называемой образованной публики, эти сведения или редко кому были известны, или давно уже позабыты. Ходили туда и войной. Между прочим и – мы. Но одиночные путники, эти пилигримы науки, оказались счастливее: до последнего времени почти ни один поход не имел удачи – вспомним наши хивинские походы: при Петре Великом, Бековича-Черкасского, затем, в прошедшее царствование – Перовского; вспомним Авганский поход британцев в 1839 – 1842 гг. и т. д. Среднеазиатская стена продолжала неподвижно стоять, охраняя доступ в заветный край. Наконец, недавно мы пробили брешь, повалили преграду – и пред нами открылась вся невиданная дотоле страна...
         Теперь – исследованию проложен широкий, торный путь и оно идет безостановочно. Мы воспользовались добытым материалом, чтобы ознакомить читателей с тою частью Средней Азии, о которой, до сих пор, мы знали менее, чем о других т. е. с Кашгаром.
         В 1877 году, в самый разгар поднятой нами исторической борьбы, всецело, сердцем и умом, прикованные к театру этой войны, мы едва обратили внимание на трагедию, разыгравшуюся тогда близь нашей крайней восточной границы. Трагедия эта впишется в историческую хронику под заголовком: “Падение Кашгарского ханства”.
         Хотя ханство это только что рушилось, но история его возникновения, существовавшая в нем форма правления, черты его строя, наконец самые условия и порядок жизни населения – все это, взятое вместе, слагается в один характерный тип среднеазиатских государств, “процветающих” и ныне. Кашгар же представляет для нас еще особый интерес, не только как страна, служащая новой точкой соприкосновения с китайцами, но и как страна, на которую уже обратила свое внимание дружественная нам Британия...
         Кашгар, или как некоторые называют его, Восточный Туркестан – область, раскинувшаяся от Сибири до Кашмира, от Памирской возвышенности до прежней границы Китайской империи (с 1877 г., как известно, бывшее ханство составляет часть этой империи) характер страны преимущественно гористый. Отроги Тянь-Шаня, Карандага, Памира, Мусдача, Куэнь-Луня, охватывая страну и перерезывая ее по всем направлениям, местами расступаются, обрамляя живописные долины.
         Но доступ к этим долинам, по большей части, идет чрез те горы, пролегая узкими и обрывистыми ущельями, часто возвышающимися на несколько тысяч футов над уровнем моря. Чтобы иметь понятие о трудностях, с которыми сопряжен переход чрез ущелья эти, мы приведем здесь рассказ одного из членов британского посольства, отправленного к Якуб-Хану, не за долгое время до его падения. Посольству предстояло перебраться чрез Санджунское ущелье (на юг Кашгара), на высоте 6 тысяч футов. “Дорога, говорит он, была необыкновенно трудна. То, например, приходилось нам пробираться до такой степени тесной расселиной, что места было только одному якку (посольство ехало и везло свои багажи на якках, мулах и пони), то мы натыкались на громадные каменные преграды, покрытые ослепительно белой пеленой снега и представлявшие собою род стены в 3 тысяч футов вышины...”
         По распоряжению посланника вперед были высланы люди, которые поделали во льду зарубки и набросали на них ковры, одеяла, меха.
         “...Многие из них [мулов] оборвались и расшиблись до смерти: один мул сорвался в пропасть и пролетел, по крайней мере, четыреста метров...”
         В дальнейшем своем пути рассказчику приходилось подыматься и выше. В Кашгаре возвышенности в 10, 15, 16 тысяч футов и более – не редкость. Богат ими, между прочим, Памир – это горное, пологое к востоку и обрывистое к западу, плато.
         По словам очевидцев, Хотан, местности между Каргаликом, Яркандом, Яни-Гиссаром, Кашгаром густо населены, плодородны и хорошо обработаны. Вся страна здесь имеет очень оживленный вид: деревни, окруженные полями, сменяются небольшими поселками, а дальше, - на сколько глаз может охватить развернувшийся пред ним бесконечный ландшафт долин, разбросаны отдельные жилища, прячущиеся в густой зелени садов, там и сям белеют мечети... И деревни эти, и поселки, и уединенные дома наглядно указывают на довольство жителей, как удобством и относительною обширностью хозяйственных построек, так и обилием запасов различных местных продуктов, а также богатством скота. Но есть еще другие, обширные плодородные пространства, остающиеся необработанными за недостатком рук.
         Путешественник встречает иногда и картины, менее веселящие взор. Вот изумрудно-бархатистую скатерть лугов и пажитей скрыла за собой угрюмая, желтовато-серая цепь песчаных холмов. Они – словно остатки дна когда-то существовавшего здесь озера, может быть моря. Пустынно, безлюдно. На Запад, по направлению к Памиру, тянутся солончаки. К востоку, за большим аулом Кох-Робат, местность становится скалистою и до самого Аксу идет необозримые пространства жонглей, наполненных, по словам туземцев, хищными зверями, тиграми и друг.
         Вот, однако, миновала унылая пустыня и снова все приветливо кругом, все снова говорит о довольстве, о богатстве. Страна, действительно, чрезвычайно богата хлебными продуктами и скотом: европейцы, посетившие край в 1874 – 1875 гг., удивлялись необыкновенному изобилию и дешевизне того и другого. Мера пшеничной муки в 80 фунтов продавалась, например, на европейские деньги, за 2 франка 50 сантимов, мера маиса в 40 фунтов стоила 60 сантимов; за хорошо откормленного барана платили в Аксу 2 франка 50 сантимов, в Ярканде – 40 и 60 сантимов! Население, почти всюду, где оно ни встречается, обладает огромным количеством лошадей, ослов, быков. Лошади местной породы крепки и выносливы – лучшими считаются из калмыцких табунов, у Карашара; низкая средняя цена их – от 100 до 115 франков указывает, сама по себе на изобилие и в этом отношении. Верблюды – преимущественно из породы двугорбых. Это – сильные животные, свободно подымающие значительные тяжести и легко переносящие как сильный холод, так и высокую температуру. Наиболее ценятся хотанские верблюды. В большом употреблении, как вьючное животное, и ослы. Вообще богатство вьючным скотом бросается в глаза на каждом шагу: в пути редко можно встретить туземца – пешехода. В числе перевозочных средств не последнюю роль играют также и арбы. Корм скота состоит, обыкновенно, из маиса, рубленой соломы, медунки (люцерны) – свежей или высушеной, смотря по сезону. Мануфактурная деятельность населения (дунгане как ядро, коканцы, киргизы, китайцы) ограничивается, преимущественно, фабрикацией шелковых и хлопчато-бумажных материй и производством войлочных изделий. Хотанский шелк сырец довольно груб и невысокого качества; причину относят как к существующему первобытному способу обработки, так и к тому, что он мало вывозится, служа, большею частью, только спросу туземцев. “Если бы, замечает один британец путешественник, установились правильные торговые сношения между Хотаном и британскою Индией, то продукт этот быстро возвысился бы в своих достоинствах, как это например, произошло с Кашмирским шелком”. Что касается хлопчато-бумажных фабрикантов – они, в значительном количестве, вывозятся за Тянь-Шань, в Бадохшан и русский Туркестан. Изделия из войлока – ковры и проч. т. п. приготовляются, главным образом, в Кашгаре и прилежащих местностях.
         Главные города края, Ярканд и Кашгар – довольно значительные торговые центры. Первый расположен, под 38° 25' северной широты и 77° 12' восточной долготы среди цветущей и населенной долины, возвышающейся на 3,800 футов над уровнем моря. Это – обыкновенный тип средне-азиатских городов, вероятно, мало изменивший свою физиономию со времени Марко-Поло. Весь затонувший в зелени густо разросшихся садов, состоящий, почти сплошь, из глиняных построек, Ярканд делится на новый и старый город. Старая часть обнесена толстой глиняной стеной, в 25 – 30 футов вышины, ведут в нее четверо главных ворот, кроме нескольких меньших. Новая часть (Янги-Шаар) лежит немного выше старого города и там, еще недавно, при Якуб-Беке, жил его губернатор, со всей своей свитой. Строгость и требовательность восточного этикета известных каждому. Вот, например, с соблюдением какого церемониала происходит у яркандского губернатора прием иностранных посланников и других почетных гостей. У первого входа, снаружи, стояла, обыкновенно, многочисленная стража; затем, в ближайшей комнате, или зале, посетителей ожидал какой-либо важный местный сановник, высказывавший приветствие, заключавшее в себе вопрос о здоровье – на что ему следовало отвечать, согласно установленной формуле: “по вашей милости, чувствую себя прекрасно”; при этом выполнялся обычный селям – поклон, сопровождающийся прикосновением руки к сердцу. Затем, гости проходили, последовательно, три двора, вдоль стен которых – сидели на корточках вооруженные телохранители и свита –в чалмах и чогах, т. е. толстых стеганых халатах, стянутых у талии поясом. Сам губернатор находился, по обыкновению, на третьем дворе, помещаясь на противоположном от входа конце: при появлении почетных посетителей, он вставал и шел медленно вперед, с таким расчетом, чтобы сделать лишь несколько шагов навстречу прибывшим, которые, в это время, успевали пройти почти все пространство. Собственно, прием продолжался не более ? часа или 20-ти минут и состоял в обмене высокопарных любезностей, передаче подарков губернаторов, (он отсылал свои дары на квартиру гостей) и угощении, предлагавшемся этим последним.
         Улицы Ярканда постоянно оживлены шумной, пестрой толпой, ярким узором движущейся по всем направлениям. Нередко попадаются и женщины, привыкшие, еще при первом китайском владычестве до Якуб-Бека, к большой свободе, несколько стесненной строгим эмиром. Костюм “Яркандских дам” довольно оригинален. По словам г. Чэнмена, сопровождавшего в 1874 г. британского посланника к эмиру, г. Форсита – яркандки зимой носят на голове нечто в роде плоской, большой мерлушковой шапки (они называют ее тюрбаном), крытой сверху мехом выдры и окруженной, обшитой шелковой или бумажной материей; сзади этого головного убора на спину, ниспадает белая муслиновая фата, иногда сбирающаяся на плечи, в некоторых случаях заменяющая чадру. Волосы обыкновенно заплетены в две косы, у иных же распущены локонами. Платье женщины длинное и широкое, но без складок, причем, как уверяет рассказчик, у замужних на груди прошиты горизонтальные петлицы, которые и считаются видимым признаком, отличающим их от девушек. Поверх этого платья носится другое, из толстой бумажной материи и на вате; оно бывает всевозможных цветов, начиная с самых скромных и до самых ярких, причем петлицы – непременно, оттенка резко отделяющегося от общего тона. Преобладающие цвета – серый, шоколадный, темно-зеленый, голубой. По праздничным дням, обыкновенно, надеваются платья из Хотанского или Андиджанского шелка, покрытые рисунками a la chinoise, на чрезвычайно ярком фоне и украшенные богатыми бордюрами и подкладкой; нижняя одежда, в простые дни, белая – тогда бывает тоже разных цветов. Костюм заканчивается красивыми, изящно отделанными сапожками. Дети, в праздники, одеты с подобною же роскошью. У лиц высших классов платье, чаще всего – шелковое, подбитое дорогим мехом. Яркандки, повинуясь своеобразным условиям туземной моды, соединяют краской брови; в ходу фальшивые косы и румяна. Летом – одежда, сохраняя то же характер в общем – менее сложная и более легкая. Женщины, по большей части, красивы.
         Из общего гула на улицах часто выделяются громки выкрики разносчиков, торговцев; одни из них катят перед собой тачки, установленные всевозможною мелочью, другие на лотках предлагают различные местные произведения, а также фрукты, печенья, продавцы рыбы разносят свой товар, обыкновенно как это делают в Индии, - в корзинах, которые поддерживаются продетыми сквозь их ушки гибкими жердями, набрасываемыми на плеча торговца в виде коромысла, таким же образом разносят и воду, продаваемую в ведрах на улицах; иногда одно большое ведро несут двое. Собственно серьезная, солидная торговля сосредоточивается в устроенных для того, особых, отделенных друг от друга, базарах. Главный из них состоит из большого двора, внутри которого расположено более 20-ти помещений, предназначенных для товаров. Один из европейских путешественников последнего времени, заметил следующую особенность в самой, так сказать процедуре торговли. “В то время, рассказывает он, когда мы находились в лавке одного суконщика, объяснившего нам, с большой охотой, устройство своих весов, туда вошел какой-то туземец; он немедленно же вмешался в разговор и начал давать нам – хотя его и не просили – подробнейшие разъяснения. Новоприбывший оказался “посредником” между продавцом и покупателем – “совершенно своеобразная, свойственная стране, профессия” говорит автор, но вероятно этот посредник просто понадобился, так как автор иностранец.
         По словам того же путешественника, в характере народа он замечал много веселости и добродушия. Между прочим, рассказчик присутствовал при одной туземной игре, носящей название “оглак”. Вот что он передает о ней. К месту, назначенному для игры собираются всадники. На землю бросают зарезанную обезглавленную козу и участвующие в состязании на всем скаку стараются поднять ее, не падая с лошади. Вот несутся они, один за другим, держась одной рукой за седло и одной ногой в стремени и стараясь свободной рукой схватить добычу. Вокруг последней, обыкновенно толчется шумная толпа зрителей, громко выражающая порицание или одобрение. Наконец – один из удальцов успел подхватить козу. Он быстро оправился в седле и помчался дальше. За ним гонятся остальные; он увертывается от них. Его нагнали, и уже двое или трое хватают из его рук козу, но – крепко притиснув ее ногой к седлу, он отбивается от соперников и продолжает скакать. Группа участников состязания долго носится таким образом, пока не рассеется по всему полю. В этом случае, добыча принадлежит первому, кто ее поднял. Но, часто, игра опять возобновляется – снова со всех сторон слетаются всадники к одному пункту – победителю и силятся отнять козу. Иные протянувшись к добыче кажется, как будто висят на воздухе, обнаруживая необыкновенную ловкость и, вместе, своего рода грацию. Вот, вот – кажется один уже упал, но одно легкое почти незаметно движение, и – он снова твердо сидит в седле, точно прирос к лошади. Иногда, преследуемый, видя что ему не уйти от противников, с силой бросает свой приз под ноги скачущих за ним лошадей, чтобы заставить какую-нибудь упасть. Игра это, представляющая не мало опасности, оканчивается признанием победы за тем, кому удастся удержать козу дольше всех.
         Приблизительно, в 7-ми днях пути от Ярканда, главный административный центр края, бывшая столица низверженного эмира Якуб-бека, Кашгар. Город этот меньше Ярканда (3 мили в окружности). Как и все города там, он выстроен также преимущественно из глины и обнесен широкой глиняной стеной; вдоль стены, на некотором расстоянии одна от другой, большие четырехугольные башни. Кашгар расположен на реке Кизил-су (Красная река), обходящей его, с севера и юга, двумя рукавами, чрез которые построено два прочных деревянных моста. Неподалеку от нынешнего города, видны развалины древнего Кашгара. К какой эпохе относятся эти величественные сооружения – трудно определительно сказать, так как сведения об этом весьма сбивчивы, между 500 и 2000 л. до нашего столетия. Судя по развалинам, можно предполагать, что город был очень велик и окружен громадными укреплениями. Если верить местной легенде, Тамерлан тщетно осаждал его в продолжении целого года, не будучи в состоянии пробить толстые стены. Город сдался только тогда, когда были отведены воды Кизила. Но осажденные успели, при помощи хитрости, спастись от гнева завоевателя: увидев, что дальнейшая оборона невозможна, они привязали к верблюду огромный барабан; животное, таская его за собою по опустевшим улицам производило страшный шум, заставивший монголов предположить, что к защитникам осажденного города прибыли подкрепления с южной стороны. Только тогда, когда верблюд, изнеможенный от голода, остановился и перестал шуметь барабаном, монголы решились вступить в крепость, но – там уже никого не было, жители, обманув неприятеля, бежали все до единого. Таково предание о падении древнего Кашгара.
         Якуб-бек жил не в самом городе, а в особой цитадели, называвшейся, (как и в Ярканде) Янги-Шааром. Якуб-бек был человек несомненно замечательный. Он родился, в 1820 г., в простой, но почтенной семье. Отец его, весьма уважаемый согражданами человек, переселился из Персии в Кокан, где занимал скромную должность кази, в маленьком городке Пишкенте. Якуб, как старший сын, был предназначен отцом к духовной карьере и отдан на воспитание местным муллам, но пылкий, смелый, предприимчивый обладавший значительной физической силой, молодой человек, хотя и усвоил себе основательное знание корана и проникся мусульманским фанатизмом – предпочел, однако, карьеру военную. 25-ти лет от роду, он уже командовал отрядом в 500 ч. В 1847 году ему было поручено защищать против русских крепостцу Ак-Мушид на Аму-Дарье, но которую он вынужден был сдать уже в 1857 году. Последующие события в Кашгаре выдвигают его на более широкую сцену. Некогда страна эта находилась под властью династии среднеазиатских ханов Коджей. Китайцы, овладев Кашгаром в 1765 г., беспрепятственно, в течение почти целого столетия, господствовали над местным населением, состоявшим, по большей части, из магометан-дунган и управлялись с ними жестоко. В 1859 году дунгане внезапно возмутились, перерезали множество буддистов, выгнали китайских правителей и организовали свое собственное управление. Народ был, по преданию, верен фамилии Коджей, и старший из живых представителей этого рода, потомок Тамерлана, Бузург-хан, решился возвратить себе престол и владения своих предков. В 1865 году, вознамерившись вторгнуться в Кашгар, еще продолжавший бороться с китайцами, Бузург предложил Якубу взять на себя предводительство над небольшим отрядом, который ему удалось собрать для своей экспедиции. Эта “армия” насчитывала в своих рядах только человек 70, но поддержанная общим сочувствием дунган, быстро возросла в числе и действовала потом победоносно. Едва только Бузург появился в Кашгаре, народ немедленно же признал его своим властителем. Однако, чтобы окончательно упрочиться в Кашгаре, Бузургу надо было окончательно сломить китайских буддистов. Это было возложено на Якуб-бека. Облеченный высшей военной властью, он объявил себя аталыком-гази, т.е. защитником веры и верующих, увеличил свое войско, быстро покончил с буддистами, затем снискал расположение дунган, что было довольно трудно ему, как коканцу и даже ввел обязательною воинскую повинность в стране. В конце концов он уже стал сильнее своего повелителя, Бузург-хана и объявил себя, в конце 1865 г., эмиром Кашгара. Бузург бежал. Но тяжела была Якуб-хану “шапка Коджей”. С неимоверной быстротой и замечательной военной удачей поборов врагов на полях битв, он, во все время своего 12-ти летнего управления страной, был вынужден продолжать борьбу с внутренними врагами – значительнейшею частью населения – дунганами, видевшими в нем узурпатора и с буддистами – китайцами, помнившими его суровую расправу; вместе с тем ему приходилось быть постоянно на стороже и относительно двух громадных империй, сдавливавших, так сказать, небольшое его владение – Китайской Империи и России. С одной стороны он хорошо знал, что китайцы воспользуются первым удобным случаем, чтобы возвратить себе потерянную провинцию, с другой – русские войска, русская власть стояли на границе и там падало одно ханство за другим. Неутомимый, энергичный, одаренный замечательным умом, Якуб сам входил во все, все держал в своей сильной руке, стремясь организовать как мог, со своими небольшими средствами, государство. Но, к несчастию этого человека, все, что его окружало, было гораздо ниже его, никто из близко стоявших к нему не мог быть ему помощником. Он мог полагаться на преданность очень немногих лиц и часто должен был поручать разные должности своим врагам – буддистам, так как прибывшие с ним коканцы не отличались административными способностями.
         Мы уже сказали выше, что он жил не в городе, а за городской чертой, в цитадели и одно это уже указывает, как он ожидал ежедневно опасности для себя. Единственная его сила, на которую он опирался, была сила нравственного порядка, громадный авторитет, приобретенный им в среднеазиатском мусульманском мире, который смотрел на него как на своего вождя, но – в его собственном государстве ислам не был силен в народе, в котором китайское владычество развило, в известной степени, религиозный индиферентизм. В своей внешней политике Якуб-хан сознавал, что ему выгоднее дружить с Россией, чем ссориться с нею, но, в то же время, он не желал подпускать ее близко и поэтому употреблял все усилия, чтобы русские не знали ни настоящей его силы, ни слабых сторон его. Успехи китайцев, однако, доказали, что силен он не был, не смотря на всю выказанную им неутомимость и энергию в устройстве ханства. В августе 1876 г. китайская армия, численностью в 60 тыс. человек, начала кампанию взятием Урумчи. В сентябре они атаковали Манас. Дунганы держались стойко, но китайцы, хитростью выманив их из города, избили всех, подвергнув жесточайшим мучениям. Якуб-хан поспешил на встречу им. Встреча главных сил произошла в начале 1877 года. Якуб был разбит на голову, 20 тыс. войска его погибло в сражении, остальные перешли на сторону неприятеля, сам Якуб, с небольшим отрядом, отступил к Карку и вскоре умер: одни говорят – от горячки, другие – что он был казнен, или, просто, убит вдруг появившимся сыном низвергнутого им Бузург-хана.
         В своем сочинении о Якуб-хане, Боульджер утверждает, между прочим, что большинство китайских войск, участвовавших в последних кампаниях, вооружено и обучено согласно новейшим требованиям военного дела. Если так – то их быстрые победы в Кашгаре становятся понятными. Уже по нашему рисунку № 8 читатель может судить о первобытных приемах и вооружении бывшей кашгарской армии. Армия эта состояла из трех частей – артиллерии, “тайфурчей” и пехоты. Кавалерии, в собственном смысле, не существовало, т.е. не было особого войска, обученного правильной кавалерийской службе и имеющего свое специальное назначение. Обыкновенная пехота была на лошадях, но в сражении сходила с коней и принималась за свое первобытное оружие. Артиллерия была незначительна и в ней, преимущественно служили индусы и авганцы. Из них некоторые прежде находились в рядах британо-индийской армии или в войсках магараджи Кашмирского. Одни бежали после восстания 1857г., другие прельстились возможностью сделать здесь карьеру. В половине 70-х годов начальником артиллерии у Якуб-хана был пенджабский уроженец Нубби-Букш. Переплетчик по ремеслу, он в 40-х годах был завербован в британо-индийские войска, с которыми принимал участие в кампании 1848 – 1849 гг. Послужив некоторое время под начальством британских офицеров, он оставил Индию и отправился искать счастья в Среднюю Азию. Прибыв в Ярканд, он был задержан китайцами, тогдашними обладателями восточного Туркестана, но, после 3-х месячного заключения, успел бежать в Кокан. Здесь он сошелся с Якуб-беком, за которым и последовал, в 1865 г., в Кашгар. Войска, находившиеся под его начальством, состояли из одного, относительно недурно обученного полка, нескольких полевых орудий, которые, на маневрах, ставились в интервалах между ротами; его же отряду принадлежали еще два полка, из которых один был обучен по турецкой системе, а другой – по русской. Пехота, по словам г-на Чэнмена, подразделялась, в свою очередь, на две части – на джигитов и сарбазов. Джигиты – пехота, посаженная, как мы сказали выше, на лошадей, которые навьючены всем, необходимым для солдата. В сражении, пехотинец слезал и стрелял, лошадь же оставалась позади его. Сарбазы были, по-видимому, нечто в роде настоящей пехоты. Они, к тому же, были и лучше вооружены и дисциплинированы. Пехота состояла из небольших боевых единиц – в 200 ч., 250 ч., 500 чел., причем снабжена была ружьями всевозможных конструкций, видов, фасонов и систем: тут были и фитильные, и старые охотничьи европейские, и ружья кашгарской фабрики и довольно удачно воспроизведенные в мастерских Кашгара, Ярканда и Аксу, ружья лучшей конструкции. Войска часто упражнялись в стрельбе в цель. У ворот каждого почти города, для гарнизонов были постоянно устроены мишени, к которым солдаты выводились по крайней мере четыре раза в неделю. “Тайфурчи” называлась у эмира часть его войск, обученная по старой китайской методе и в нее, по большей части, были завербованы дунгане и кашгарские китайцы. Вооружение их состояло из (приблизительно около 2-х метрового) ружья, поддерживавшегося особой подставкой. Некоторые из этих допотопных орудий были фитильные, другие же – кремневые. Заряжались они пулей в полторы до трех унций весом. При каждой подобной фузее находились 4 солдата, под командой одного унтер-офицера, двое из них, во время выстрела, держали ружье на своих плечах; било одно довольно далеко – шагов на 200, или 250. Британское посольство 1874 года присутствовало на маневрах этих тайфурчей – их было около 1,200 человек, разделенных на роты, по 10 тайфу каждая и снабженных значками. На те же маневрах участвовал еще особый род войск, солдаты которого назывались “тиграми”: вооруженные маленькими фитильными ружьями и большими щитами, покрытыми вычурными рисунками, они, составляли отряд стрелков. Маневрировали эти солдаты довольно отчетливо и быстро, формируя линии, колонны, переменяя фронт, с частою пальбой. Ими начальствовал китайский офицер, который командовал при посредстве особых сигналов, подававшихся им флагами или барабаном. “Тигры”, согласно древней “устрашительной” тактике китайцев, сопровождали свои упражнения разными жестами, гримасами и коверканьями. Кроме того, на смотру участвовали также и калмыки, вооруженные луками и стрелами. Главное командование войсками сосредоточивалось в руках эмира. Иерархия была основана на десятичном исчислении, т.е. низший начальник командовал 19-ю, далее шел пятидесятник, сотенный командир, над мин-баши, или начальником тысячи, стоял лашкар-баши, командир более значительного отряда.
         Улицы Кашгара – тот же калейдоскоп ярких костюмов и нарядов, как в Ярканде, как во всяком восточном городе вообще. Его базары, между прочим, переполнены товарами, привезенными из русских пределов. Кашгар – значительный торговый центр, находящийся в сношениях с русским Туркестаном и Кульджой. По улицами и на площадях города, нередко можно видеть известный восточный тип – дервишей – этих нищих, фокусников, поэтов и музыкантов. Они по большей части дают народу нечто в роде публичных духовных концертов, сопровождаемых плясками. Надо, однако, заметить, что дервиш, играющий столь важную роль среди темных, фанатизированных масс Востока, здесь, в Кашгаре, где, под влиянием китайского владычества, фанатизм сильно ослабел, далеко не пользуется таким значением.