По вывескам, украшающим магазины в Урумчи, можно проверять коэффициент умственного развития покупателей. Написаны они на русском языке, но с сильным китайским акцентом. Некоторые расшифровываются без проблем, скажем «Бронированный железный дверь» или «Искусная детская одежда». «Смывающие предметы» и «Носки антивонючие» уже требуют некоторых интеллектуальных усилий. Есть и чистые головоломки: «Гравирование неонки» или «Супермаркет крупных принтерований». Замыкает этот ряд истинный шедевр: «Управляемое цифровое написание краснодувкой». Расшифровать такое можно, разве что приняв предварительно «пиво - германский самогон», хорошо идущий под «американский шашлык»...
         Но сначала немного истории. Урумчи — административный центр Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), расположенного в северо-западной части Китая. На территории площадью 1,66 миллиона квадратных километров здесь живут 43 национальности: уйгуры, ханьцы, казахи, киргизы, монголы и многие другие. Всего же населения района хватит на государство средних размеров — около 20 миллионов человек. В самом Урумчи, раскинувшемся у северного подножия заснеженных гор Тяньшаня, полтора миллиона жителей.

         Заметную страницу в истории город оставил и как перевалочный пункт на Великом шелковом пути. Около 2000 лет назад, когда этот тракт переживал расцвет, через Урумчи непрерывно шли караваны. Теперь же город стоит на трансконтинентальной железнодорожной магистрали между Европой и Азией.
         Важным этапом в развитии СУАР стало строительство железной дороги Ланьчжоу—Урумчи. После открытия движения по ней район был включен в общекитайскую систему железных дорог. Магистраль, соединяющую его с центральными провинциями Китая, можно приравнять если не к Транссибу, то уж точно к Турксибу. Расстояние от Урумчи до моря превышает 2300 километров.

         Во времена напряженных отношений между Москвой и Пекином китайцы воздерживались от строительства железной дороги до Казахстана. Ведь чугунка — стратегический объект. По ней можно перебрасывать не только ширпотреб, но и дивизии. Горбачевская перестройка, вывод советских войск из Афганистана рассеяли опасения Пекина, и в середине 80-х годов началось строительство трассы Урумчи—Алатауский перевал. Распад СССР не помешал завершить строительство, и теперь Алма-Ату и Урумчи соединяет железнодорожная колея.
         Гостям из СНГ здесь всегда рады. Особенно оптовикам, которые предпочитают «крупняк» и «верняк». Вблизи Южного железнодорожного вокзала стоит высотное здание — «База внешней торговли». Напротив — Международный торговый центр, отделенный от «базы» бетонным хайвэем с бешено несущимися потоками автомашин.

         В торговом центре расположены солидные магазины. Владелец одного из них — У Дэхай — гордо оповещает: «Наша магазина продает в восеми стране». Не лишены амбиций и мелкие лавочки. В одной из них продается только скотч, однако как накручена реклама — «Король северо-запада. Урумчийская компания по клейкой изделии Чманъба»! От Урумчи до ближайшего моря, как мы знаем, далековато, но вывеска на складском заборе полна достоинства: «Государственный порт второго ранга»...
         Кстати, о морях. К услугам клиентов — гостиница с вывеской: «Для заморских гостей». Когда-то она была одной из лучших в Урумчи — интуристовский уровень. А теперь заурядный отель в две звезды, забитый оптовиками из Пакистана. Зато неподалеку построен 5-звездочный «Silver Star» («Серебряная звезда»).

         Южнее расположилось огромное здание, напоминающее железнодорожный вокзал, только уж слишком просторный. Неужели это «Урумчи-Главный»? Ясность вносит вывеска на русском: «Средне-Азиатский отель». Рядом — грузовая международная фирма и внушительный перечень пунктов назначения: Семипалатинск, Павлодар, Караганда, Кустанай, Актюбинск, Алма-Ата.
         А вот еще одна громадина из стекла и бетона. И тоже не вокзал, а всего лишь мебельный магазин. Клиентов встречают все те же колоритные надписи: «Мебель средне-высокого качества». Особо рекламируется продукция «а ля Людовик». В переводе на русско-китайский это звучит так: «Со стилем царствующего дома французского дворна «Луфу»...

         После того как рухнул «железный занавес», в СУАР по кратчайшему пути устремились не только «челноки», но и любознательные путешественники. У странников, добравшихся до Алма-Аты, два варианта пути в Китай. Заплатить 70 долларов и сесть в поезд на Урумчи или воспользоваться автобусом того же маршрута. Автобусов много, и если вас не пугает многочасовая тряска в сидячем положении, то выбирайте второй вариант. Обойдется в два раза дешевле и в полтора раза быстрее. Правда, поезд, находящийся в пути двое суток, ходит регулярно, а с автобусами иногда приключаются истории. Так, осенью 1996 года на одном из перевалов сошла лавина и погребла под толстым слоем снега несколько машин. В одном автобусе из 16 пассажиров задохнулись четырнадцать. Но лавины сходят не столь часто, чтобы кто-нибудь испугался. А поезд Алма-Ата — Урумчи долго так и ходил полупустым.
         Что касается виз в Китай, то индивидуальную человеку «с улицы» и сейчас получить непросто. Нужно приглашение, прошедшее через отдел внешних сношений городской мэрии или провинциального правительства. Тогда вам, пытливо оглядев напоследок, может быть, и выдадут визу. Бывает же порой и так — придет странник в консульство, а ему вежливо скажут: «Присланное вам приглашение подписано организацией, которая не имеет права приглашать иностранцев в Китай. До свидания».

         На границе вагонам заменяют колесные пары: ширина колеи в республиках бывшего СССР и в Китае неодинакова. Операция обходится в копеечку, но этот международный маршрут очень важен для поддержания нормальных отношений между КНР и динамично развивающимся Казахстаном. Китайцы говорят, что, если поезда такого рода отменить, для восстановления сообщения в дальнейшем потребуется не один год. Даже во время жесткого противостояния СССР и Китая поезда между Пекином и Москвой продолжали ходить три раза в неделю, хотя в них почти никто не ездил. И составы были всегда чисто вымыты, на проводниках — отутюженная форма. Железнодорожный экспресс — это не вертлявый автобус, набитый «челноками», а некий символ стабильности...
         Вечереет. Поезд покидает территорию Казахстана и движется к китайской пограничной станции Алашанькоу, что означает Горный перевал Алашань. Вокруг, однако, не горы, а степь, изрытая противотанковыми рвами, затянутая колючей проволокой, уставленная надолбами — памятник холодной войны. Сейчас уже трудно разобраться, кто же на кого хотел напасть. Слава богу, что никто ни на кого в конечном счете не напал (остров Даманский — история особая), и состав спокойно подъезжает к станции.

         Среди голой степи и противотанковых укреплений стоит огромное, ярко освещенное здание. На широченном перроне выстроились пограничники. Громко играет музыка. Китай приветствует вернувшихся из-за границы путешественников и иностранных гостей.
         Но все это, как когда-то говорили, «лакировка действительности». На границе нравы суровые. Пассажиров заставляют выгрузить на перрон все вещи и идти с ними в здание таможни для проверки. «Вашу справку о том, что вы не больны СПИДом, пожалуйста», — говорит женщина в белом халате. Справки, естественно, нет, но санитарный контроль непреклонен: «Разрешить вам въезд в Китай мы не можем. Придется отправить вас обратно». «А что если сделать анализы на месте?» — спрашивает странник. «Нет, — упирается контроль. — Лучше мы возьмем с вас штраф за неимение справки. Тысяча долларов». «Да вы что?! — хватается за голову бедняга. — Откуда я возьму такие деньги!». «Хорошо, — неожиданно проявляет политическую гибкость контроль. — Тогда пять долларов».

         Наконец поезд отправляется, и утром следующего дня прибывает в уже знакомый нам Урумчи...
         Путешественники, прибывшие из Казахстана, не должны тешить себя мыслью, что они — первопроходцы. Нашего народа здесь перебывало тьма, но не обо всех еще недавно можно было говорить.

         Так, в начале 1900 годов в Синьцзяне побывал Лавр Георгиевич Корнилов. В 1895 году он поступил в Академию Генштаба, которую окончил с малой серебряной медалью и досрочно получил капитанский чин. В 28 лет он свободно владел не только английским, французским и немецким, но и языками народов Туркестана, персидским, татарским, а на таджикском даже сочинял стихи.
         Став военным разведчиком (1899 — 1904), капитан Корнилов мог неожиданно исчезнуть из штаба, чтобы появиться в облике паломника-мусульманина или восточного купца на территории Персии, Афганистана, Индии. Вместе с туркменом Эсэном он за шесть недель исколесил западную часть Китая, пробрался в запретные для европейцев уголки Кашгарии и составил «кроки» (чертежи, планы местности, выполняемые приемами глазомерной съемки) пограничных укреплений, карту китайского приграничья.

         Результатом его служебных командировок стали не только ценные разведданные, но и научные работы по географии и этнографии: «Кашгария или Восточный Туркестан», «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестаном», в которые вошло много уникальных материалов, ставших ценным вкладом в этнографию этих регионов.
         Довольно часто русская речь звучала в Урумчи в конце 30-х годов минувшего века. В 1937 году Япония захватила большую часть Китая. Некоторые историки, особенно в Пекине, склонны именно эти события считать началом Второй мировой войны. В то время между СССР и Китаем действовал Договор о ненападении. И по нему Пекин мог рассчитывать на помощь Москвы: кредиты, вооружение.

         Единственной оставшейся коммуникационной линией между Китаем и миром в ту пору оставался древний Шелковый путь. Это была старая грунтовая тропа, во многих местах прерывавшаяся пустынями и горами. Вот по ней-то в счет предоставленного Китаю кредита в 500 миллионов долларов и стало перебрасываться оружие из СССР. Одновременно начались работы по созданию автотрассы Сары-Озек—Урумчи—Ланьчжоу (2925 километров). Потом была организована и авиалиния Алма-Ата—Ланьчжоу с несколькими аэродромами на ней.
         Работы по созданию автотрассы осуществляла особая бригада Наркомата обороны под номером 8285. Дорога шла от Сары-Озека на Турксибе до Ланьчжоу (столица провинции Ганьсу). Рейс автокараванов в одну сторону продолжался около месяца, бензин на трассу завозился из СССР. Только в 1941 году в Китай было доставлено 1235 самолетов, 16000 орудий, 1850 автомобилей и тракторов, 180 миллионов патронов, 31,6 тысячи авиабомб, около двух миллионов снарядов.

         Советский Союз послал в Китай лучших летчиков-добровольцев, которые защищали города Чунцин, Чэнду, Сиань. Со временем трасса была продлена до Сяньяна (провинция Шэньси) и составила 3750 километров. ЗИСы ползли по пескам в пекле пустыни Гоби, по «долинам смерти», заполненным костями погибших животных, по серпантинам горных перевалов над бездонными пропастями. А в кузове — огромные авиабомбы (2—3 в зависимости от размера). Случалось, везли целый самолет-истребитель И-16 со снятыми крыльями, которые тут же, в кузове, закреплялись вдоль фюзеляжа. Сверху все это было покрыто брезентом.
         Ездили в гражданском, все, что можно, старались закамуфлировать под невоенное, чтобы не провоцировать Японию, с которой тоже был заключен пакт о нейтралитете. Япония, конечно, кое-что знала, и советские караваны порой накрывали бомбежки. Зимой их заносило снегом, и китайцы присылали отряды — откапывать. Летом реки в Джунгарии, бегущие с Тянь-Шаня, вздувались от таявших снегов и сносили мосты, заносили застрявшие в протоках машины песком по самую кабину. Были и потери — от бомбежек, аварий, болезней, трудного климата.

         Когда Великая Отечественная закончилась, военнослужащих Особой бригады участниками войны не признали. «Ветераны — да, — сказали им. — А участники — нет». И выдали удостоверения о том, что в войну они «служили в армии в тылу». Какой же тыл? Бойцы были так далеко в тылу западных фронтов, что оказались на фронте Восточном, причем воевать они начали еще до официального начала Второй мировой...
         CУАР находится в самом центре Евразии и граничит с 8 странами: Россией, Казахстаном, Киргизстаном, Таджикистаном, Монголией, Афганистаном, Пакистаном и Индией. Протяженность общих границ превышает 540 километров. Урумчи был закрытым городом до 1979 года, — до того, как в Китае был взят курс на реформы и расширение внешних связей. Здесь открыты 8 государственных пограничных переходов: 4 с республиками СНГ, 3 с Монголией, 1 с Пакистаном. СУАР ведет торговое и технико-экономическое сотрудничество с 50 странами и районами мира. В Урумчи открыты постоянные представительства авиакомпаний многих стран. В летнее время рейсы из Новосибирска до Урумчи выполняются три раза в неделю.

         В древности кочевники-скотоводы считали Урумчи местом, где растут сочные травы и текут прозрачные реки. Само название города на древнем джунгарско-монгольском языке означает «красивое пастбище». Теперь он приобрел новый, не столь поэтичный титул: «город на угольном бассейне». Здешние запасы угля превышают 10 миллиардов тонн, и к тому же их легко добывать.
         Пройдемся по столице СУАР. Урумчи пересечен аккуратными улицами, утопает в зелени. Дыни, виноград, шашлыки, пестрые наряды и неповторимый колорит снискали ему широкую славу. Самый распространенный сувенир — синьцзянский нож. Этот товар продается повсюду — на рынках и в аптеках, в универмагах и просто на улицах. Качество и разнообразие изготовленных в Синьцзяне ножей могло бы вызвать восторг у любого разбойника. Между прочим, в других частях Китая продажа этой сугубо местной продукции запрещена. Сам же Синьцзян, автономный статус которого предоставляет определенные права, может определять, что является опасным холодным оружием, а что — нет.

         Большие и маленькие, зазубренные, искривленные, с выбрасывающимся лезвием, самозатачивающиеся, инкрустированные цветным стеклом или полудрагоценными камнями, эти ножи во всех случаях изготовливаются из очень прочной стали. Если бы каждый из жителей КНР (а их, не забудем, миллиард 200 миллионов) надумал отправиться в Урумчи и приобрести такой сувенир, то и тогда синьцзянские ножи вряд ли стали бы дефицитом. Говорят, что население многих уйгурских и дунганских деревень зарабатывает себе на жизнь только изготовлением ножей.
         Урумчи — город полиэтнический, но большинство в нем, как мне показалось, составляют собственно китайцы, а белые тюрбаны и мусульманские халаты мелькают где-то на втором плане.

         Ислам проник на территорию нынешней КНР, в Синьцзян-Уйгурский автономный район, еще в X веке. Его принесли сюда торговцы со Среднего Востока и кочевые тюркские племена, поселившиеся в Китайском Туркестане. В подавляющем большинстве китайские мусульмане — сунниты. Среди уйгуров существуют суфийские секты, или ордена. Общая численность лиц, исповедующих ислам, в КНР превышает 20 миллионов человек. Местами их компактного расселения являются Нинся-Хуэйский автономный район, провинция Юньнань и особенно — Синьцзян-Уйгурский автономный район.
         Политика присоединения Синьцзяна к метрополии и переселения ханьцев на запад страны — на «освоение новых территорий» (кстати, «Синьцзян» означает «Новая граница») — началась давно. Почти каждый уважающий себя император считал своим долгом предпринять один или несколько походов для «усмирения западных варваров». Обитатели усмиряемых территорий оказывали упорное сопротивление, и походы китайских войск на запад, ложившиеся тяжелым бременем на плечи жителей империи, в большинстве случаев приводили лишь к формальному признанию «усмиренными» власти над ними Китая. Лишь в эпоху правления династии Цин (1644 — 1911) Синьцзян был по-настоящему присоединен к китайской империи.

         Однако ненависть местного населения к цинским чиновникам и радикальные различия в представлениях мусульман и собственно китайцев о том, что такое хорошо и что такое плохо, приводили к постоянным конфликтам. Жители Синьцзяна стремились к самоуправлению, к свободе исповедовать свою собственную религию — ислам. Достаточно вспомнить довольно сильное независимое государство Йеттишаар, возникшее в Синьцзяне в 60-х годах XIX века и находившееся в оппозиции к Цинской империи около полутора десятков лет.
         В ХХ столетии в Синьцзяне продолжали возникать серьезные проблемы с мусульманским населением. С одной стороны, это было вызвано общим подъемом национально-освободительного движения. С другой, усилению религиозных и национальных чувств способствовала репрессивная политика Пекина. Правительство не слишком считалось с интересами местного населения, о чем свидетельствовали, в частности, испытания ядерного оружия в районе озера Лобнор.

         Подавляя протесты мусульман внутри страны, Китай в то же время пытался выстраивать полезные для себя отношения сотрудничества с исламскими странами — Ираном, Ираком, Йеменом и другими. Пекин традиционно поддерживал и требования арабского народа Палестины. Но особая ставка была сделана на Пакистан как на страну, оказавшуюся по логике противостояния союзником Пекина в его давнем конфликте с Индией.
         Ситуация в Синьцзян-Уйгурском автономном районе в определенной мере связана с положением в Центральной Азии, куда в последнее время нередко просачиваются группы исламских экстремистов. Общая забота о внутренней безопасности сближает Китай с Казахстаном и Киргизией, а также с Узбекистаном и Таджикистаном.

         Крупнейшая организация китайских мусульман — Исламская ассоциация Китая, основанная в 1953 году и подчиняющаяся центральному Бюро религиозных дел. В конце 90-х годов серьезную озабоченность Пекина вызывали действия 27 неподконтрольных властям групп, крупнейшая из которых — Объединенный национальный революционный фронт Восточного Туркестана. Эта структура отстаивала идею создания независимой Уйгурии.
         Кроме того, активно действовала «Искра Родины», «Движение ислама Восточного Туркестана».

         Понятно, что Пекин был вынужден ужесточить свою политику по отношению к экстремистским группировкам, орудовавшим на территории страны. Но это была политика не только «кнута», но и «пряника». В Синьцзяне центральным правительством созданы все условия для отправления исламских культов. Начиная с 1980 годов более 40 тысяч китайских мусульман совершили паломничество в Мекку. В настоящее время в Синьцзяне имеются более 23 тысяч мечетей и 29 тысяч имамов. Так что религиозные потребности верующих могут удовлетворяться в полном объеме.
         Синьцзянское исламское общество открыло духовное училище, издало Коран на уйгурском языке. Уважая обычаи мусульман, в частности ритуальные традиции питания и похорон, китайское правительство разработало соответствующие правила по производству предназначенных для них продуктов питания, отвело специальные участки под исламские кладбища.

         И все же, если, судя по сообщениям китайских СМИ, на западных границах страны установились тишь да гладь, Синьцзян, по мнению многих наблюдателей, до сих пор остается благодатной почвой для всхода семян межэтнической и межрелигиозной розни, очагом сепаратизма. Определенное дестабилизирующее влияние оказывал на этот процесс сам пример бывших советских среднеазиатских республик, ставших независимыми государствами. Росту национализма на исламской почве способствовала и практика так называемой «китаизации» СУАР, имевшей место во второй половине 90-х годов минувшего века. В ту пору поезда регулярно, в организованном порядке доставляли в Урумчи толпы бедно одетых китайцев с маленькими детьми на руках и неизменными мешками.
         Толпы бедняков приезжали в Синьцзян из провинции Сычуань в поисках работы и жилья и раньше. Но особенно много переселенцев нагрянуло сюда именно в указанное время. Связано это было с тем, что правительство КНР, долго колебавшееся, строить ли в Сычуани крупнейший в стране гидроузел на реке Янцзы, приняло наконец положительное решение. Ясно, что новая электростанция обеспечит энергией многие заводы, города и стройки. Однако при этом требовалось затопить десятки, если не сотни тысяч гектаров земли, в том числе занятой полями, садами и огородами.

         Власти приняли соответствующие меры для обустройства крестьян, которые были вынуждены покинуть родной край. Однако процесс этот болезненный. Достаточно вспомнить книгу «Прощание с Матерой» Валентина Распутина, в которой ярко описаны муки вынужденных переселенцев. А ведь в Китае ситуация куда серьезнее. В местах, описанных Распутиным, средняя плотность населения чуть менее десяти человек на квадратный километр, в Сычуани же, самой густонаселенной провинции Китая, — 400—600 человек. Масштабы затапливаемых территорий огромны — гидроузел сооружен на самой полноводной реке Азии. И хотя при строительстве использовались самые современные научные разработки, некоторые из социальных последствий оказались тяжелыми...
         Но очевиден и прогресс. Раньше в Урумчи не выпускалось даже гвоздя. Теперь здесь сформировалась комплексная индустриальная система, включающая металлургию, нефтепереработку, текстиль, машиностроение, электронику, уголь и стройматериалы. В Урумчи приезжают все больше представителей внутренних и приморских районов Китая, заинтересованных в совместном освоении рынков Центральной Азии. Растет поток и предпринимателей из-за рубежа. Преимущество иностранных партнеров — наличие капиталов, современных технологий, квалифицированных кадров, рыночной информации, управленческого и хозяйственного опыта.

         Если все это соединить с географическими преимуществами и огромными природными богатствами Синьцзяна, открываются впечатляющие перспективы. С начала 1990 годов в Урумчи проводятся торговые ярмарки, которые собирают делегации и представителей фирм из десятков стран. Основная цель — осваивать новые рынки, способствовать расширению международных связей.
         Когда-то Урумчи стоял на бойком месте — у Великого шелкового пути. Однако с развитием морского сообщения эта торговая артерия постепенно оказалась заброшенной, и северо-запад Китая пришел в упадок. Если его торговля с соседями будет набирать все большую динамику, это вольет новые жизненные силы в развитие местной экономики. Потому-то рождения нового «шелкового пути», который соединил бы этот край со странами Центральной и Западной Азии, приморскими государствам Европы, ждут не только в Китае, но и во всем современном глобализированном мире.