Как и для каждого рожденного семирека, для меня Кульджа с детства обладала каким-то магическим притяжением. Больше, пожалуй, я и названий городов-то этой части Китая до поры до времени не слыхивал. А таинственная Кульджа всегда была чем-то одинаково близким и недосягаемым. К ней вела обсаженная тополями Кульджинка - дорога, по которой так часто приходилось перемещаться. А еще был толстокорый и ароматный сорт винограда - тоже "кульджинский". Как и каждого рожденного семирека, Кульджа манила меня с детства. Заманила-таки!

         И что дальше?
         Я сидел на берегу Или, глядел на стремительные струи и размышлял над тупиковостью ситуации, в которую попал. Рядом примостился мальчик с удочкой, у которого, судя по темпам клева, проблемы были схожими. Но в отличие от меня, он знал, что делать. Сидеть и ждать, когда клюнет.
         Я понимал, что никаких следов пребывания Валиханова в этой Кульдже не отыщется. Для китайцев его визит сюда - ничего не значащий эпизод смутного периода истории. Найти какого-нибудь старожила, дед которого ходил стрелять фазанов с русским офицером? Это уж будет слишком притянуто. Тогда что?
         На всякий случай я вытащил том Валиханова и перечитал еще раз то место, где говорится о расположении русского консульства.
         "Русская фактория основана в Кульдже и Чугучаке в 1852 году для выгод нашей азиатской торговли. Китайцы отвели для наших строений песчаный берег Или за Сарыбулаком, считая его невозможным для поселения. Надо отдать справедливость консулу, что он сумел из такого места сделать то, что представляет теперь его прекрасная фактория.
         …Чистота бросается в глаза после грязного Или, где дом цзянь-цзюня есть не что иное, как калоша. Китайцы все удивляются искусству русских, цзянь-цзюнь завидует заметно. При фактории есть сад, устроенный консулом для испытания китайских огородных овощей и плодов. К несчастью, песчаный берег Или обрушивается ежегодно, и теперь до консульского дома осталось 40 сажень. Жаль!"
         Но Или не успела сделать свое дело - как известно, детище консула Захарова было уничтожено не природной стихией, а злобными инсургентами во время очередного мусульманского восстания. И все же я решил последовать примеру мальчика-рыболова и не прекращать лова. В конце концов я приехал сюда по стопам Валиханова, но это не значит, что я непременно должен уподобиться академическому Дерсу и, выискивая под толщей асфальта следы, не замечать, что творится вокруг.
         По крайней мере, сам Чокан Валиханов вряд ли бы одобрил такое упертое небрежение. Он-то имел свойство и умение впитывать в себя все, что происходило вокруг.
         Я "не прекратил лова", и вскоре "клюнуло" такое… Но об этом дальше.

         Посольство 1856 года выехало в Кульджу для улаживания конфликта. "По случаю сожжения в Чугучаке буйною китайскою чернью нашей фактории и расхищения в оной как товаров наших купцов, так и казенной собственности." Для придания посольству надлежащего веса его сопровождал небольшой вооруженный отряд, который, однако, границу не переходил, но оставался все время переговоров в поле зрения китайцев.
         Валиханов попал в посольство случайно. В последний момент его присоединили к уже сформированной миссии, которую возглавлял майор Перемышльский - лицо, во многих отношениях знаменательное и любопытное. Достаточно сказать, что именно Перемышльский явился отцом-основателем той крепости у подножия Заилийского Алатау, которая стала ядром и краеугольным камнем будущего Верного - Алма-Аты. Но за блистательным майором водился распространенный среди местного офицерства грешок - пламенная страсть к выпивке. Видимо, потому-то и решено было усилить посольство энергичным юным и трезвым Валихановым.
         Валиханов мог знать о Кульдже из первых уст. Если только в предыдущие годы встречался со своим однокашником по Омскому корпусу Григорием Потаниным, будущим известным исследователем глубинной Азии. Потанин уже побывал в Кульдже осенью 1853 года с почтой и серебром для консульства.
         Интересно, что практически одновременно с Валихановым в Кульджу с такой же почтой инкогнито прибыл Петр Петрович Семенов (будущий Тян-Шанский). Они разминулись буквально на несколько дней. Миссия покинула Кульджу 15 октября, а почта прибыла числа 20-21-го.

         На всякий случай я приобрел при первой возможности карту города. Карта была на китайском языке, но, не понимая лингвистическую сторону, я быстро разобрался в топографии и понял, что топография эта, должно быть, сильно изменилась со времен Валиханова. Набросанный им план помещает город на месте впадения в Или речушки под названием Ша-хэ-цзы (Сарыбулак). Никаких притоков на моей карте не было. Да и сама Или лишь вскользь задевала городские кварталы современной Кульджи, по касательной протекая по юго-западной части города.
         Некоторое время я посвятил самому интересному в Китае времяпровождению - слонянию по улицам. Нужно сказать, что это - наилучший способ познать, понять и принять китайскую жизнь такой, какая она есть на самом деле. Потому что самым характерным для этой жизни является именно ее уличность, публичность и демократичность. Домашняя жизнь китайца до сих пор аскетична и малоинтересна. Потому что главным домом для китайца, по крайней мере городского, всегда была улица.
         По окончании рабочего дня никто здесь не спешит уединиться за стенами дома-крепости. Напротив, города в это время переполнены праздноотдыхающими. По вечерам на улицах возникают спонтанные ночные базары, на которых несложно что-то по дешевке купить, а еще легче вкусно перекусить. Рядом так же моментально являются целые "парки развлечений", где можно пострелять по цели, испытать свою силу и ловкость, померявшись на глазах у хронически изумленной подружки с тренажером-аттракционом, сгонять партию-другую с приятелем на бильярде и… да мало ли еще чего!
         Интересно, что китайцы чувствуют себя на улицах так непринужденно, что приезжий вскоре тоже начинает ощущать себя тут в какой-то почти домашней обстановке. Ну прямо дальним родственником, приехавшим из деревни на свадьбу к троюродной племяннице. Никто тебя не знает, но никто тебя и не стесняется. Ни в одной другой стране мира мне не доводилось так легко и предсказуемо фотографировать людей на улицах, как тут, в Поднебесной.
         "Замечательно: китаец живет, как римская чернь, площадной, уличной жизнью; он с утра до вечера бьется на базаре, там он обедает на ярмак сытно и там же спит". Валиханов. Дневник поездки в Кульджу, 1856 г.