|
Сердце Азии
Культурный перекресток
 |
После Рамадана и нашего возвращения из горного похода Кашгар предстал в своем подлинном обличье. Как говорится, уйгурский элемент поднял голову. Стало ясно, что две культуры уживаются, почти не пересекаясь. Первое впечатление, наводившее на мысль о неизбежной китаизации Уйгуристана, сменилось ощущением скрытой мощи, исходящей от этого традиционалистского общества. Молодой таксист-уйгур по имени Шир-Али, возивший нас по древним оазисам пустыни Такла-Макан, до глубины души был тронут тем, что в Каргалыке мы пригласили его вместе поесть плова. Вернувшись в Кашгар уже глубокой ночью, он привез нас прямо к себе домой. Узкими улочками старого города, напоминающими коридор питерской коммуналки, мы пробрались к двери, вделанной в глинобитную стену. За дастарханом брат нашего водителя Насреддин поинтересовался, мусульмане ли мы. Поскольку беседа велась при помощи жестов и пиктограмм, которые я рисовал на страницах маленького блокнота, вместо ответа я показал ему крестообразно сложенные пальцы. Насреддин посмотрел на меня с изумленным сожалением, как смотрят на неразумных детей, не понимающих своего счастья. |
Жилище Шир-Али и Насреддина находится в самом центре Старого города, составляющего главную достопримечательность Кашгара. Собственно, Старый город – это и есть Кашгар, или наоборот: Кашгар – это и есть старый город, и ничего больше. Китайские кварталы, изобилующие стеклом и железобетоном, довольно произвольно монтируются в ветхую, но живую ткань древних кварталов. Однако культура не исчезает, а уходит в пригороды, где между пирамидальными тополями и хлопковыми делянками, между дувалами и глинобитными мазарами время стоит неподвижно, как вода в ледниковом озере.
Если в Урумчи, столице Синьцзяна, русскими никого не удивишь, то в Кашгаре они снова редкость. Детвора в голубых спортивных костюмах, которые служат здесь школьной формой, завидя чужих, звонко кричит: Hello! Чувствуя некоторую ответственность за престиж родины, я внятно и терпеливо отвечаю всем приветствующим меня: «Здравствуйте, ребята!», чем привожу в замешательство забавных чумазых мальчиков и девочек. На вопросы о национальной принадлежности, то и дело поступающие от их родителей, отвечаю коротко: «Рус». «Урус, – поправляют они меня и довольно внятно прибавляют: Путин». Услышав это, я ловлю себя на довольно глупой мысли: «А они-то, они-то откуда о нем знают?»
Человек, подошедший к нам на улице, принял нас за американцев. Он работает гидом и сносно говорит по-английски. Он со знанием дела говорит о том, что в Кашгаре не бывает русских туристов. Акбар – так зовут нашего нового знакомого – провожает нас до гостиницы, изумляя знанием русской поэзии.
На этот раз мы поселились в самом центре – рядом с просторной по-китайски площадью, осененной благословляющим взмахом каменной длани Мао Цзэдуна. Утверждают, что здешний памятник – самый большой во всем Китае. Гранитный Мао встречает восходящее и провожает заходящее солнце в профиль. Он благосклонно смотрит на юг, отвернувшись от границ России. Невольно приходит на ум, что старый дискурс «Восток – Запад» не имеет в этих краях привычного значения. Во всяком случае, в китайской гостинице, в отличие от претенциозного «Семан-отеля», нет насекомых и вообще царит европейский комфорт.
Большой Бизнес, 01.05.2008
|
