Один из них пытается уверить нас в том, что торг при покупках на Востоке обязателен и что, отказываясь торговаться, вы тем самым наносите оскорбление продавцу. Вот уж не знаю. Если цена казалась мне разумной, по русской привычке я без колебаний вручал продавцам требуемый набор купюр, и выглядели продавцы вовсе не обиженными, а скорее бесстрастными.

         Впрочем, мне однажды пришлось принять участие в этой увлекательной и зрелищной игре, служащей отличным развлечением не только непосредственным участникам, но и зевакам. Как-то на городском базаре мне приглянулся шерстяной коврик с древним хотанским узором. Я спросил о цене. Подумав немного, его хозяин назвал мне сумму, превышающую все пределы реального. Заметив на моих губах скептическую улыбку, он осведомился о той цене, которую готов дать я. Узнав ее, владелец коврика закатил глаза и воздел руки к потолку своей лавки, как бы призывая в свидетели Всевышнего, что этой цифрой я попираю все человеческие установления и добродетели. Надо сказать, что собственно торг здесь так и происходит: продавец называет заведомо завышенную цену, покупатель – заведомо заниженную, и с этих двух точек они медленно движутся навстречу искомой стоимости.

         Так я убедился в том, что в восточном торге нет ничего личного. Продавец как бы отстраняется от вещи и в каком-то смысле одушевляет ее. Он выступает не владельцем, не перекупщиком, рассчитывающим положить в карман барыш, не торгашом, страстно желающим покуситься на ваши деньги, а как бы полномочным представителем мастера и самой вещи, которая по понятным причинам лишена человеческой способности обратить внимание на некоторые скрытые свои преимущества. Поэтому называемая им цена является как бы вынужденной, определяемой исключительно качествами вещи, а не его корыстным произволом. Он лишь следит, чтобы непозволительно низкая цена не нанесла урона достоинству вложенного в нее труда, и указывает на ее выдающиеся качества, а покупателю остается решать, действительно ли вещь ими обладает. Короче говоря, минут через двадцать я вышел из лавки, неся в руке аккуратно свернутый коврик, а случайные уйгуры, наблюдавшие сцену торга с детским удовольствием, смотрели на меня как на мудрого, серьезного человека, который твердо знает, что именно он хочет от жизни. До сих пор я не решусь сказать определенно, кто из нас двоих остался в большей выгоде, но недаром говорят, что «вещь стоит столько, сколько вы готовы за нее заплатить».

         Кашгар – удивительно демократичный город. Если вы окажетесь, скажем, на Арбате, имея в кармане всего сорок рублей, скорее всего, вы испытаете нешуточную тоску и почувствуете себя на обочине жизни. Эквивалент этой суммы на любой из улиц Кашгара никак не омрачит вашего настроения. За десять юаней вы получите все необходимое и даже необязательное, и, возможно, все это окажется и вкуснее и качественнее патентованных и солидно упакованных соблазнов. Быть может, из-за своего специфического колорита этот город придется по вкусу далеко не всем, но, во всяком случае, это город на любой кошелек.

         В последний раз я пью кофе в популярной чайхане «Золотая Орда». Неподалеку на бульваре китайские новобранцы укладывают брусчатку. Я не любитель альтернативной истории, но, с интересом разглядывая эту картину, вспоминаю свою армейскую юность и пустые баннеры вдоль московских дорог: «На этом месте могла быть Ваша реклама». Из-за соседних столиков на новобранцев задумчиво взирают пожилые леди, их подтянутые спутники неопределимого рода занятий и юные студенты из графства Девоншир, от которых наперекор временам еще исходит упрямый викторианский дух. А я взираю на них и от нечего делать стараюсь угадать, какие мысли бродят сейчас в их головах. Если они хоть немного похожи на мои, то прав, ох как прав их знаменитый соотечественник Редьярд Киплинг: «Когда все умрут, только тогда закончится Большая игра»...