Я часто задаюсь вопросом о воле случая в судьбе человека. В конечном итоге именно случай выводит рядового землянина из массовки на какие-то роли. Можно провести жизнь в соответствии со стандартами всех заповедей, слыть славным и правильным - и быть забытым спустя 40 дней после смерти. А можно поджечь храм и остаться в памяти человечества навеки.

         Знали бы мы сейчас много о Чокане Валиханове, если бы не его Кашгарское путешествие? Вряд ли. Все прочее, что делал этот талантливый человек, было интересным, но малоэксклюзивным. Поездка в Кульджу, поход к Иссык-Кулю, сбор материалов по истории и географии Центральной Азии, запись фольклора казахов и киргизов... Я навскидку могу назвать с десяток имен тех, кто в те же времена занимался тем же.
         Нет, именно поездка в Кашгар стала для Валиханова тем звездным часом, после которого его имя уже не нуждалось в рекламе! Потому-то и я в своем движении по стопам великого казаха не мог миновать этого города, до сих пор загадочного и малопосещаемого европейцами. Несколько лет назад мне уже довелось побывать там. Но тогда я знакомился с Синьцзяном и Кашгарией вообще и с Кашгаром в частности. Теперь я ехал сюда специально, посмотреть пристальнее, что осталось от декораций, на фоне которых полтора столетия назад разворачивалась остросюжетная шпионская драма, которую можно озаглавить как "Апофеоз Валиханова".

         В тот ноябрьский день, когда мы с китаисткой Венерой Галямовой приближались на поезде к Кашгару, срывался откровенный снег. Уже позже местные говорили нам, что такого в это время тут никогда не бывало. Начало ноября, кое-где на полях еще не убран хлопок, виноград еще не собран полностью. А тут - снег. Хотя и вперемежку с дождем. Хороший знак? Я представил, что сейчас творится в старом глиняном городе, и внутренне содрогнулся…
         …Валиханов тоже приближался к Кашгару осенью и тоже содрогнулся, правда, по другому поводу. Рядом с городскими воротами на длинных жердях болтались клетки. А в клетках - издававшие тошнотворный запах отрубленные головы. Знак того, что власть в очередной раз сменилась.
         Надо сказать, что власть в Кашгаре в те годы менялась с завидным постоянством и периодичностью. Примерно каждые два года. Спорили за нее проживавшие в Коканде ходжи (сейчас бы их вмиг причислили к исламским террористам) и маньчжурские правители Китая. Ну а расплачивались по традиции в основном местные уйгуры-кашгарлыки. Своими головами.
         К приезду Валиханова город очередной раз перешел под юрисдикцию Империи - и головы в клетках были тому подтверждением. Символом же предыдущего правления были не клетки, а пирамида, для постройки которой использовался тот же материал - головы кашгарлыков.
         Автором памятника был печально знаменитый Валихан-тюре, самый, пожалуй, отмороженный из всех кашгарских ходжей. У этого тюре было две пламенные страсти - курение гашиша и отрубание голов. И обеим он предавался самозабвенно.
         То, как выглядела страшная пирамида на берегу Кызыла, сегодня известно каждому мало-мальски образованному человеку. Рассказы о ней так возбудили творческое воображение великого Верещагина, что он написал произведение, ставшее антивоенным символом всех времен и народов. Картина "Апофеоз войны" висит в Третьяковке, но миллионы людей, никогда не бывавших в знаменитой галерее, знают и помнят ее по многочисленным репродукциям. Верещагин в Кашгаре не бывал, но видел многое в Чугучаке и Илийском крае, куда попал в период очередного мусульманского восстания.

         Вокзал расположен на окраине города. Или даже за окраиной. Легче всего добраться в центр на такси, но мы легких путей не искали и сели в обычный автобус, поближе к народу. Примерно на полпути обычный автобус вдруг фыркнул и встал. Водитель, веселый уйгур, открыл было мотор, но тут же звонко хлопнул себя по лбу, вспомнив, что, оказывается, кончился бензин. Взяв пустую канистру, а заодно и верного ординарца-кондуктора, шофер поймал проходящее такси, и мы вместе с десятком пассажиров остались сиротами в холодном автобусе на мокрой дороге. Народ, уже обилеченный, приготовился безропотно дожидаться экипажа, никто не высказал никаких недовольств. А мы в конце концов решили прервать эксперимент с автобусом и все же поймали такси.
         Старый Кашгар, в котором бывал Валиханов, находится как бы в окружении нового. Этот новый вообще-то типичен для нового Китая. Широкие и прямые улицы, незамысловатой архитектуры дома, просторные площади, непременные "народные универмаги" и парки культуры и отдыха с торчащим вверху колесом обозрения. Если бы не сохранялись какие-то историко-краеведческие куски прошлого, то эти новые города были бы все на одно лицо.
         …Во времена Валиханова Кашгар окружала 12-верстная глиняная стена (куски ее еще и сейчас сохранились в виде небольших фрагментов, окруженных современными постройками). В городе было двое основных ворот - Сув-дарваза (с востока, от Яркенда) и Кум-дарваза (с юго-запада, от перевалов Тянь-Шаня и Памира). Валиханов, как и все купцы-туркестанцы, въехал в город именно через эти - Песчаные ворота.
         За стенами начинался лабиринт улиц и улочек, приспособленных, на первый взгляд, лишь для того, чтобы оправдать сломанные чертом ноги. Лишь по двум центральным "проспектам" могли кое-как проходить арбы. По одной из них к центральной площади, где рядом со знаменитой мечетью располагались Кокандская таможня и самый крупный в городе Андижанский караван-сарай, и шествовал сопровождаемый любопытными взорами знаменитых женщин и приветственными возгласами мужчин семипалатинский караван.
         Можно только догадываться, как неуютно чувствовал себя в этом глиняном месиве под прицелом тысяч взглядов Валиханов. Ведь впереди каравана до города уже дошел "хабар", что среди купцов - "переодетый русский". А над городом вместе с воронами и летучими змеями незримо носилась душа несчастного Шлагинтвейта. Того самого немецкого путешественника, который пробрался в Кашгар двумя годами ранее. Пример Шлагинтвейта показал, что попасть сюда можно. Выбраться проблематично.
         Если караван семипалатинского купца Мусабая был оперативным прикрытием миссии молодого российского офицера, законспирированного под личиной андижанского торговца Алимбая, то судьба Адольфа Шлагинтвейта была как бы научным прикрытием всей операции. Как и все путешественники-разведчики, осваивавшие в ту пору закрытую и "засекреченную" Азию, Чокан Валиханов фокусировал на себе интересы самых разных людей и стоящих за ними ведомств. Императорское географическое общество и Семенов-Тян-Шанский, Восточный департамент МИДа и Ковалевский, военное ведомство и сибирский губернатор Гасфорт - все они принимали участие в том, чтобы Валиханов в Кашгар попал. И все с нетерпением ждали его возвращения.
         В принципе, точно с таким же набором интересов прибыл в Кашгар и Шлагинтвейт. Но только с другой стороны - из Индии и с другими заданиями - от британских властей и спецслужб, при которых и состоял этот немецкий путешественник.
         Россия и Британия в середине ХIХ века не на шутку схлестнулись в центре Азии. То, что соперничество это не привело здесь ни к одному прямому вооруженному конфликту между двумя сверхдержавами, ни о чем не говорит. Война шла на невидимых фронтах либо велась через посредников. И Валиханов, и Шлагинтвейт стали героями этих невидимых фронтов. Причем немец-британец был удостоен этого почетного звания посмертно.
         Известно, что главной его целью был не Кашгар, а Коканд - наиболее последовательный и сильный враг России в Азии. К правителю Коканда Шлагинтвейт вез специальное послание от британцев. Нетрудно было догадаться, о чем шла речь в принципе. Но вот конкретные предложения туманных альбионцев интересовали многих. И в том числе отмороженного Валихана-тюре, "гостем" которого стал путешественник. Отказ ознакомить тюре с содержимым письма в Коканд стоил Шлагинтвейту жизни. Голова его украсила вершину той самой пирамиды, сооруженной ходжой на берегу Кызыла. А пакет?
         Судьба пакета и его содержание продолжали живо интересовать МИД и генштаб России. А потому и вступившего на кашгарские улочки Валиханова…