Валиханов провел в Кашгаре почти полгода, с октября 1858-го по март 1859-го. И это, не побоюсь громкого слова, был настоящий "подвиг разведчика", разведчика-нелегала. Но не стоит думать, что все это время он лишь выполнял свою миссию, без устали, не щадя живота, денно и нощно добывая бесценные сведения для Российской империи. Валиханов ведь никогда не был педантом и аскетом, а, напротив, считался жизнелюбом и сибаритом.

         Потому и в Кашгаре, где ежедневная возможность разоблачения означала автоматическую смерть, он отнюдь не бегал от радостей жизни.

         Не случайно, устранивши по прибытии все пограничные и таможенные формальности, Чокан перво-наперво женился. Речь, разумеется, шла не о серьезном выборе подруги и спутницы всей оставшейся жизни, а о так называемом "временном браке", распространенном среди купеческого сословия и прочего командировочного люда "Малой Бухарии". Дабы мысли оторванного от родного дома странника были сосредоточены на деле, здесь дозволялось брать себе жену как бы на время своего визита, возвращая ей при отъезде первоначальную свободу. Благо обычное право в исламских странах максимально упрощало как процесс заключения брака, так и его расторжение и оставляло массу лазеек в юридической казуистике.
         "Условие этих браков немногосложно: от мужа требуется одевать и кормить свою жену. В Хотане, для того чтобы приобрести жену, нужно сделать расходы на 1 руб. 50 коп. серебром на наши деньги. В Яркенде есть особый базар, где можно встретить женщин, ищущих замужества, и заключить условие; в Аксу и Турфане женитьба стоит дороже. Вследствие этого обычая хотя представлена женщинам полная свобода выбора и чувств, но по отсутствию образований и понятий о чести проистекает неуважение к брачному союзу, и женщины в Восточном Туркестане не отличаются особенной чистотой нравственности".
         Как видно, Валиханов досконально изучил предмет, морализацию же можно списать на то, что предназначалось это уже не для себя, а для демократически настроенного русского читателя. Сам Чокан, несмотря на все позднейшие попытки канонизации, был в отношении женщин глубоко нормальным и искренним мужчиной. И далеко не бесстрастным. Происхождение (казахский аристократ) наложилось на воспитание (Омский кадетский корпус). Еще в первую поездку в Китай он глубоко изучал особенности и нравы кульджинских "разрушительниц городов". И в "рекогносцировке" на Иссык-Куль не только записывал эпос киргизов, но и с упоением приударял за "дикокаменными женщинами", когда случалась возможность.
         Потому, думается, Валиханов, много наслышанный о кашгарских правилах "временных браков", воспользовался возможностью местных нравов не только ради конспирации. Дело в том, что слава местных женщин, хотя они и не отличались "особой чистотой нравственности", неслась из Кашгарии по всему Востоку. (Как показывает история, нравственность и популярность часто оказываются равноудаленными.) И грех было ему, исследователю Востока, упустить вариант такого близкого практического знакомства с этим экзотическим элементом местной жизни.

         Вообще каждый нормальный путешественник по прибытии куда-либо первым делом оценивает местных женщин. А потом уже принимается за все прочее. Именно по облику прекрасной половины нужно судить о перспективах и жизнеспособности той или иной страны и нации (а вовсе не по детям и старикам - дети везде останутся детьми, а старики, несмотря ни на что, будут брюзжать и ностальгировать по невозвратной юности). Потому у меня есть все основания полагать, что Азия сегодня гораздо перспективнее Европы или США, - женщины тут до сих пор похожи на женщин, а не на карикатурных мужчин.
         Женщины Восточного Туркестана славились на Востоке и до и после миссии Валиханова. "В огромном тюркском городе Кашгар… живет в роскоши много куртизанок, достигших совершенства в искусстве пения и танцев." Это из китайского источника ХVIII века. А вот интересное наблюдение любознательного Пржевальского: "Изредка попадались нам сакли, где глиняный забор был убран сверху колючими ветками джиды. На вопрос, к чему это, туземцы ответили, что подобную защиту делают хозяева, имеющие красивых молодых жен…".
         Среди всего исламского мира в XIX веке нигде женщины не пользовались такой свободой и не имели в обществе такого значения, как тут, в уйгурской среде Кашгарии. Они не только принимали участие в празднествах и сходах, но и не закрывали лиц, в отличие от ортодоксальных сестер в Бухаре или омусульманенной Индии. Благодаря участию женщин в этой части Азии сохранился изумительно сильный пласт традиционной танцевальной культуры. Да и вообще-то вся аура доселе остается легкой и светлой в сравнении с соседними исламскими странами.
         Что изменилось сегодня? Я уже писал, что на гребне исламской оппозиционности многие уйгурки надели паранджи. Хотя, может быть, и не сами - на них надели. Какой-то особой прелести прелестниц в нынешнем Кашгаре я не наблюдал. Встречаются симпатичные дамы, но в массе Кашгар не идет ни в какое сравнение с расположенной севернее Курлею, нефтяной столицей Кашгарии, не говоря уж об Урумчи, столице всего Синьцзяна.
         Конечно, тех странников, которые планируют поездку в сегодняшний Кашгар, живо интересует - а сохранился ли институт "временных браков". Разочарую, но ничего конкретного сказать не могу - сталкиваться не приходилось. Возможно, нынешний типовой заезжий гость восполняет часть утраченных радостей и компенсирует тоску по семейному очагу более типовым способом, в массажных салонах.

         Чинафобствующие западные дактилократы, а вслед за ними и простодушные массовые потребители политического пиара представляют уйгуров Синьцзяна в виде мрачных и забитых субъектов за колючей проволокой. Не стоит относиться к этому серьезно. Жизнерадостному духу уйгуров можно только завидовать.
         Трудно будет найти народ, более жизнелюбивый и склонный к разного рода развлечениям. Если тут садятся за стол, то это надолго, если начинают петь-плясать, то кажется, что одним днем не ограничатся. Очень славятся в народе и записные шутники - "чакчакчи", импровизированные базарные "выступления" которых сразу же собирают небольшую толпу слушателей. О том, что в театральное действо легко может превратиться вообще всякий базарный торг, я уже говорил ранее.
         В этом отношении тут мало что изменилось со времен Валиханова.
         "К числу отличительных и хороших черт туркестанской нации надо отнести общительность. Они любят общество, часто устраивают вечера, на которых обыкновенно бывает вино, музыка и женщины. Угощает обыкновенно хозяйка дома. Вечера эти сопровождаются большими церемониями и бесконечными околичностями, которые ужасно утомляют иностранца…
         Кашгарские вечера, "машраб", сопровождаются всегда пляской, в которой принимают участие все гости. Хакимбек-правитель на своих вечерах пускается также в танцы. В Малой Бухарии есть особенная профессия женщин-танцовщиц (ача)".
         Интересное веяние пришлось наблюдать на главной площади Нового города, где до сих пор сохранилась огромная статуя председателя Мао (в КНР, говорят, их осталось всего две - вторая в Ченду). Каждая главная площадь каждого китайского города каждое утро превращается в огромную спортплощадку. Или клуб. Где китайцы всех возрастов и званий упоенно занимаются всеми видами ушу, бадминтоном, волейболом, традиционными шествиями под барабан, европейскими танцами и тому подобными упражнениями.
         До недавнего времени уйгуры с усмешкой и презрением относились к этим площадным развлечениям китайцев. Предпочитая физической активности активность интеллектуальную - игры в шахматы, шашки и любимую "буру".
         И признаться, я никак не ожидал увидеть поворот в Кашгаре, центре патриархальности. Но именно тут, под отеческим взглядом каменного "кормчего", вдруг предстало невероятное. Среди привычных китайцев с мечами и веерами взор вдруг наткнулся на старика-уйгура, вышагивающего спиной вперед (в Китае считается, что это упражнение помогает сохранить молодость), а немного далее я увидел группу женщин-уйгурок, стоящих кружком и меланхолично двигающих бедрами в такт гремящей из динамика музыке.
         Опять вспомнился Валиханов:
         "Туркестанцы научились от китайцев некоторым искусствам и ремеслам и заимствовали много слов… Нельзя не радоваться победам этой нации над предрассудками ислама и особенно способности, с которой они усваивают все иностранное".