За три с небольшим года, минувших с предыдущего посещения Кашгара, город изменился очень сильно. И хотя к такому в Китае, с его стремительным движением к светлому завтра, всегда готовы, привыкнуть к этому сложно. Новые города возникают не на отшибе, не в пустыне, а прямо поверх старых. Так что не остается ничего, кроме названия. Зачастую молох реформы безжалостно перемалывает устои и разглаживает морщины на физиономиях городов, хотя об этом и не просят. Былое уходит так стремительно, что кажется - его и вовсе никогда не было.

         Именно такое происходит ныне со старым Кашгаром, колоритнейшим памятником, который на глазах исчезает под неудержным разливом нивелированной архитектуры ХХI века. Старый город, сохранившийся почти неизменным со времен Валиханова, ныне подобен шагреневой коже, каждодневно съеживающейся и утончающейся. Я ходил по обреченным улочкам и считал потери. И думал о том, что, не случись побывать тут ранее, город бы не запечатлелся в памяти так сильно.

         Китайцы - величайшие мастера. Они умеют не только строить новые города, но и восстанавливать совершенно разрушенные памятники прошлого. Причем подделки столь искусны, что туристы даже не подозревают о том, что "седая древность", с которой они благоговейно соприкасаются по входным билетам, сдана строителями несколько лет назад. Тем непонятнее отношение к старому Кашгару, магнит которого сегодня тянет к себе иноземцев так же, как и в эпоху Чокана. Кто-то видит в этом разрушении месть строптивым уйгурам, кто-то - обыкновенное равнодушие к "мелочам", кто-то приравнивает это к естественным потерям в условиях великой стройки, кто-то смотрит как на очередную жертву Реформе.
         … Перемены последних лет привели к тому, что главным чувством, которое царит ныне на узких и грязных улочках (с каждой из которых виден, как минимум, один башенный кран), является унылое чувство обреченности. Если три года назад старый Кашгар вызвал восторг своим жизнелюбием и исторической упертостью, то ныне от него истекает какая-то равнодушная усталость смертельно больного. Может быть, правда, на восприятие повлияло еще и то, что нынешний приезд пришелся аккурат на время Уразы, и тусклость взоров правоверных определял в первую голову этот факт? Но, скорее всего, пост лишь усугубил обычный настрой.
         Во всяком случае, исследователю Валиханова сегодня на глиняных улицах Кашгара уже не так интересно, как еще несколько лет назад. Что будет еще через пару лет - известно лишь Аллаху и архитекторам китайских реформ.

         Но все равно, пусть даже и Ураза, - куда подевались со старых улиц печальные "грузовые" ослики и колоритные "конки", этакий патриархальный вариант городского общественного транспорта в одну лошадиную силу? Пассажиры садились на длинной платформе под матерчатой крышей боком, спина к спине, и "водитель" вел своего звенящего бубенцами мула через толпы народа, запруживающие и без того тесные проулки старого города. Улочки эти к тому же были одновременно и базарными рядами, на которых можно было увидеть все - от британского флага до деревянной ложки с хохломской росписью.
         Сегодня тут не видно ни ишаков, ни лошадей. Вместо них то и дело проносятся, грозя залить прохожих грязью, рычащие мопеды и мотоциклы. Да и сама торговля стала вовсе не такой. Более предсказуемой, менее экзотичной. Когда ты видишь у торговца только рациональный и потребительский товар, то понимаешь, что торговля как искусство, как образ жизни, как кураж становится достоянием прошлого. А ведь именно артистизм всегда выгодно отличал и выделял восточного торговца.
         Когда об истинной цене представление относительное и изначальная сумма может быть сбита не то что вдвое, а при искусном торге и в двадцать раз, турнир продавца с покупателем превращается в жанр сценического искусства, каждый раз собирая еще и круг зрителей-ценителей. Раньше так оно и было. Стоило лишь проявить интерес, как вокруг тут же появлялось тесное кольцо заинтересованных наблюдателей. Успех одного из супостатов в торговом поединке вызывал если не шквал аплодисментов, то одобрительные возгласы и последующее долгое обсуждение "знатоков" - точно!
         Честно говоря, я с нетерпением ждал встречи с кашгарскими антикварами. Зная по прошлой поездке, что тут можно приобрести все - от чудовищного размера китайских чиновничьих печатей с бронзовыми драконами наверху и тибетских капала - чаш из черепов праведников до полных почти сервизов кузнецовского фарфора, завезенных сюда еще в ХIХ веке. Увы! В единственной лавке втридорога продавалось то же, что и в любой другой антикварной лавке Китая: подделки под старину. И у единственного уличного продавца, сидящего на помосте под полиэтиленовой крышей, глаз также не нашел никакой услады. Чтобы не уходить пустыми, мы взяли у него фарфоровую статуэтку, понравившуюся моей спутнице, и несколько старых "дырявых" монет. Почти без торга.
         Глухие лабиринты "жилых" улиц восточного города, визитная карточка и главный элемент колорита для заезжего, еще сохранились. Но… Вначале я не понял, что… но. Вроде все так же: заходишь сюда и ощущаешь себя в глиняном каньоне, под ногами полоса каменной брусчатки, над головой такая же серая трещина затянутого тучами неба, справа и слева - аккуратные пахсовые стены с золотистыми прожилками соломы и редкие резные двери. И тут навстречу попалась стайка разнокалиберных малышей. Они прошли мимо, не обращая особого внимания. И я понял, что меня поразила тишина. В прошлый раз такая же прогулка сопровождалась на всем протяжении почетным эскортом шумного детячьего шлейфа. Каждому хотелось поздороваться (эти "Хелло!" у меня потом долго звенели в ушах) и сфотографироваться на память. То ли дети привыкли к иностранным явлениям, то ли их перевоспитали за эти годы, то ли… Ураза.

         "Документов при продаже в кредит не берут, дело ведется под честное слово… За отца отвечает сын даже после его смерти." Ташкентский купец Колесников.
         "Дома в этой стране не имеют ни запоров, ни замков". Путешественник Певцов.

         Найти фон, на котором можно представить гуляющего по городу (а он любил гулять по городу) Алимбая Абдилабаева, под именем которого скрывался Чокан Валиханов, в современном Кашгаре хотя и сложно, но возможно. Гораздо труднее представить себе, насколько отличаются окружающие люди нашего времени от тогдашних кашгарцев. Конечно, многое осталось. Как и все народы, для которых несбыточная мечта о собственной государственности определяет многие черты поведения, уйгуры консервативны и внимательны к традициям. И в некоторых случаях сегодня они даже более консервативны, чем во времена Валиханова.
         Так и сам Валиханов, а вослед за ним и прочие путешественники отмечают две черты, выгодно, по их мнению, отличавшие жителей Восточного Туркестана от жителей собственно Туркестана. Это, во-первых, отсутствие религиозного фанатизма, а во-вторых, "открытость" женщин.
         В прошлый раз я был свидетелем пятничного намаза в Кашгаре и могу сказать, что такого рвения я не видел даже в ортодоксальных мусульманских странах. Жизнь старого города замирала полностью, а на молитву правоверные устраивались не только в обширном дворе мечети Этигер, но и на прилегающих улицах.
         И то, что в нынешний приезд в Кашгар нам ни разу не удалось пообедать нормально, тоже говорит о многом. В Уразу все мусульманские заведения открывались лишь вечером, и, как ни печально, нам приходилось питаться там в основном в китайских ресторанах.
         Что до женщин, то о них хочется поговорить особо, а пока отмечу, что среди кашгарлычек ныне все больше таких, кто скрывает свое лицо под паранджой. Причем если в прошлый раз я наблюдал в основном одетых по такой моде старух, то теперь мы встречали немало и юных особ, закрытых от постороннего взора от макушки до пят.
         Однако если бы мне предстояло одним словом охарактеризовать жителей сегодняшнего Кашгара, то я бы сказал, что они "разные".