Сквозное ущелье
Наш моторизованный караван весело катится по пыльной грунтовой дороге, проложенной напрямик по жесткой целине пустыни. Рядом с шоссе, заплетаясь в бесконечную косичку, натоптанную многими поколениями степных верблюдов, тянется древняя тропа прославленного в веках Великого Шелкового пути.
Навстречу нам, медленно покачиваясь на ходу, шествуют длинные вереницы верблюдов. Когда-то их звали «кораблями пустыни». Теперь это прозвище давно забыто, и его смело можно передать могучим грузовым дизелям, проносящимся один за другим с ревом и грохотом вдоль караванной тропы. Верблюды больше не шарахаются от встречных автомобилей, не мчатся в пески, задрав по-собачьи вверх свои короткие хвосты, вырывая из ноздрей веревки и сбрасывая на землю вьюки. Они уже привыкли. Скоро им придется привыкать и к резким гудкам железнодорожных поездов, полотно для которых уже размечается сейчас по другую сторону шоссе.
Группы деловитых геодезистов, прикрывшись, как зонтами, широкополыми соломенными шляпами, предохраняющими их от жгучего солнца, расставив свои теодолиты и полосатые рейки, трассируют — размечают — дорогу. Они уходят все дальше в пустыню, оставляя за собой бесконечную вереницу развевающихся на ветру красно-белых флажков.
Косясь на эти флажки, верблюды пересекают трассу будущей дороги, и караваны сворачивают куда-то в ущелья, в далекие горные селения, пока еще недоступные для автомобилей.
Остались позади сады и поля Урумчинского оазиса, пройдены плоские перевалы невысокой горной гряды Дуншань. Откинув на минуту свое плотное облачное покрывало, показалась и снова исчезла величественная Гора духов — Богдо-Ола. Хребты раздвинулись, стали высокими заснеженными дувалами по бокам широкого коридора уходящей на восток безжизненной пустыни. Осенняя снежная линия опустилась вниз, и горные склоны, выбеленные почти до оснований, ослепительно сверкают над черно-желтыми камнями и песком, по которым пролегла прямая как стрела наша дорога. Когда-то обочины этого нелегкого пути устилали трупы вьючных животных, не выдержавших переходов и павших от изнурения.
Джергесский хребет преграждает нам путь на восток. Карта рассказывает, что Джергес — одно из многочисленных ответвлений Небесных гор — своим южным крылом упирается в вечноснеговые вершины гор Укэн, смыкаясь на севере с хребтом Богдошань.
Озеро Айдын-Куль, прижатое каменистым обрывом Джергеса, лежит на 1069 метров над уровнем моря. Нам предстоит перебраться через хребет в самом его низком месте, пройдя через сквозное ущелье Дабаньчэн. Подъем предстоит небольшой — всего три с лишним сотни метров, зато потом мы покатимся вниз, в глубокую Турфанскую впадину, лежащую намного ниже уровня моря. За неповторимые особенности своего климата она издавна зовется «Пылающей Землей».
Поднявшись на невысокий увал, мы как-то вдруг вкатываемся в прижавшийся к горе зеленый и веселый Дабаньчэнский оазис.
Дабаньчэн — небольшой старинный городок. Его толстые и высокие стены когда-то были надежной защитой для дальнего гарнизона, охранявшего подступы к перевалу через Небесные горы на западном пути. Под самым перевалом стояла вторая крепость. Ее руины высятся на холме у переправы через реку, бегущую с гор из сквозного ущелья.
Настежь распахнутые ворота в город сейчас никем не охраняются. Но если бы нам навстречу под грохот барабанов вышли воины в стальных шлемах, со щитами и секирами, с длинными копьями и желтыми знаменами Поднебесной империи, то мы бы, пожалуй, не удивились — уж очень нетронутыми с древних времен кажутся стены и ворота Дабаньчэна, построенные сотни лет назад и с тех пор как будто не изменившиеся.
Из города навстречу нам никто не выходит, если не считать веселого стада ишаков, выскочивших на быстром галопе из ворот.
Проскакав мимо наших машин, они, брыкаясь и захлебываясь могучим ревом, умчались в сторону убранных полей.
Торжественно въехав через ворота в город, мы медленно покатились по его единственной улице и подъехали к домику, над которым призывно раскачивалась ярко раскрашенная доска с изображением белого фарфорового чайника. Это дорожная столовая — Дабаньчэнский ресторан для путешествующих по маршруту Урумчи — Турфан. Здесь сытно кормят людей, в стойлах для мулов и ишаков есть сено, а невдалеке можно напоить бензином и автомобили, если они в этом нуждаются. В лавочке напротив можно приобрести всякую мелочь.
Наше появление в столовой вызывает бурную деятельность официантов, которые, натягивая на ходу белые халаты, бросились к столам.
Поливая выкрашенные эмалевой краской крышки круглых столов кипятком, они трут их полотенцами, расставляют посуду, несут судки с острой соевой приправой, суетятся на кухне. Появляются длинные деревянные палочки для еды и крохотные фарфоровые ложки.
Изучив со вниманием вывешенные на стенах плакаты, призывающие к чистоте, и отметив полное отсутствие мух, мы рассаживаемся, готовые оценить все прелести дабаньчэнской китайской кухни.
О китайской пище, о способах ее приготовления, о вкусе ее блюд ходит много нелепых слухов. Эти легенды в значительной степени выдуманы невежественными иностранцами, приписывающими китайской кухне много такого, о чем она даже и не слыхала. Во всяком случае уже в Урумчи мы составили о ней свое собственное представление и сейчас с удовольствием ожидаем обеда. Китайская кухня отличается от европейской, и в частности от русской. Суп, например, здесь едят не в начале обеда, как у нас, а в конце. Мясо и овощи подаются уже нарезанными небольшими кусочками, поэтому ножом действовать за столом не приходится. Взамен ножа и вилки китайцы пользуются тонкими длинными палочками, которые делаются из разных сортов дерева, а более ценные — из слоновой кости.
Мы уже великолепно овладели ими и запросто пользуемся, как и маленькими фарфоровыми ложечками для супа.
Вместо привычного для нас печеного хлеба китайцы готовят на пару пампушки-булочки из круто замешанной белой муки. Роль хлеба играет в Китае рис или пампушки, без которых не обходится ни одна трапеза.
Обед заканчивается зеленым чаем, который пьют без сахара, из маленьких чашечек.
Когда, пообедав, мы уезжали, провожать нас на улицу вышли все посетители столовой, официанты, повара.
Перебравшись на левый берег реки Найтаксу, огибая нависшие над дорогой цветные скалы, мы начинаем подъем навстречу бегущей сверху быстрой воде.
Века исчертили склоны гор шрамами древних караванных путей. Ниже всего, по берегу реки, то ныряя в воду, то снова выбираясь на сушу, тянется наиболее древняя пешеходная верблюжья караванная тропа. Над ней выдавлена в земле узкая дорога, на которой окаменели вековые следы колес старинных возков и арб. Еще выше пролегла старая почтовая грунтовая дорога, неровная и извилистая. И, наконец, надо всеми, раздробив скалы аммоналом, пролегло улучшенное, рассчитанное на движение тяжелых грузовых автомобилей современное шоссе. Правда, и оно позволяет двигаться лишь на малой скорости, то и дело останавливаясь и давая сигналы на крутых поворотах, предупреждая встречные машины. Гулкое эхо разносит по ущелью и несколько раз повторяет сигнал. Ответа нет, значит можно ехать. Если получен ответ, надо ждать, чтобы встречный выехал из-за скалы, — на узкой дороге двум машинам не разъехаться. Здесь, через это ущелье, пойдет и новая железная дорога. Но ее трасса не будет взлетать вверх и вниз по ущелью, как это делаем сейчас мы. Пробив грудь Тянь-Шаня, она пройдет горы насквозь длинными туннелями.
О том, что перевал взят, можно заметить лишь по течению воды. До сих пор все время мы шли ей навстречу, а сейчас, покрутившись по коридорам ущелий, оказывается, движемся уже вниз по течению горной реки. Это значит, что мы взяли перевал и пошли на спуск. Мы перевалили на южные склоны Небесных гор и будем теперь идти вдоль их подножий до самого конца хребтов. Начался спуск в Турфан некую впадину, прозванную «Пылающей Землей». Мы стоим над ней, и снизу до нас доносится ее огневое дыхание.
