Азиатская Помпея
Наш путь далее лежит к древнейшей столице Уйгурского княжества Гаочан — Яр-Хото.
Много легенд ходило о богатых городах Гаочана, стоящих на раскаленной земле, окруженной Огненными горами, извергающими по временам расплавленную жидкость, пепел и удушающий дым.
Чин Джен целыми днями копается в старых книгах, ведет переговоры в Народном комитете, расспрашивает местных жителей, ищет проводников. И, когда материал позволяет назначить выезд, мы, не задумываясь, отправляемся в путь, каким бы трудным он ни казался.
Наш китайский проводник говорит, что мы едем в мертвый город Цзяохэ. Цзяохэ в переводе означает «сплетение рек». Может быть, именно этот город упомянут Обручевым под названием «Яр-Хото»? Герою повести «В дебрях Центральной Азии» побывать в нем так и не удалось — турфанский амбань (Амбань — генерал-губернатор округа или провинции в старом Китае) туда его просто не пустил.
«Мертвый город» расположен километрах в десяти — пятнадцати к западу от Турфана, где-то в ущельях невысоких скалистых гор, как бы продолжающих гряду Булуюк-Таг. Проехав через весь город и миновав базар, мы движемся вдоль невысоких гор и останавливаемся около бегущей из ущелья неглубокой речки. Эта речка, по словам проводника, рождается тут же в горах, беря свое начало из ключей, выступающих в верховье ущелья, за которым снова простирается каменистая пустыня, лишенная каких-либо признаков воды.
Подчиняясь указаниям проводника, мы сворачиваем направо в ущелье и, так как никаких признаков дороги не обнаруживается, едем вверх прямо по реке, по ее ровному дну, усыпанному белой и серой плоской галькой. По обе стороны автомобиля струями поливальной машины распускаются веера сверкающих водяных брызг, расцвеченных радугами.
Но вот мы въезжаем в широкую долину, образованную двумя глубокими руслами сухих рек. Эти обрывистые русла с обеих сторон охватывают своими объятиями узкий земляной остров, похожий на корпус огромного, лишенного мачт корабля. Вершины высоких пирамидальных тополей едва достигают его «палубы» — ровной, как стол. Нос «корабля» острием своего форштевня выступает вперед. Русла безводных рек охватывают «таинственный» остров со всех сторон, делая его совершенно неприступным. Никаких признаков дороги, которая вела бы на его вершину, нет — кругом высятся отвесные скалы, свешивающиеся прямыми обрывами вниз.
По дну левой сухой реки змеится узкий ручей, правая совершенно безводна. Так, наверно, выглядел фантастический остров неприступного горного плато, описанный Конан Дойлом в его романе «Затерянный мир».
Прилепившись к каменной стене обрыва у самого ручья, устроился домик, окруженный дувалом. Это местный хлопкоочистительный заводик, принадлежащий окрестным кишлакам. Из его ворот навстречу нам никто не вышел. Кругом пусто и тихо.
На ровной поверхности «острова» в бинокль можно различить руины какого-то большого города, своими развалинами покрывающего всю плоскость плато. Однако уже хорошо знакомые с «архитектурой» Города Нечистых духов Джунгарии, мы с осторожностью относимся к поспешным выводам, хотя проводники категорически утверждают, что это и есть подлинные развалины древней столицы уйгурского государства. Мы взбираемся на боковые склоны ущелий, рассматриваем город сверху, ищем возможности подняться наверх, но все безрезультатно. Применить скалолазную технику оказалось невозможным, потому что «остров» как бы вырезан в рыхлой лёссовой и песчаной почве, и скалолазные крюки в нее заколачивать бесцельно — они в ней все равно не держались бы.
Когда мы уже совсем отчаялись в поисках путей на вершину, вернулся куда-то уходивший проводник. Он привел с собой из соседнего кишлака какого-то чернобородого лохматого мужчину, который представился, как «хранитель» этих мест и «сторож» каменного острова. После внимательного изучения наших документов и долгих переговоров с проводником — сотрудником Народного комитета, он кивнул головой, уселся с нами в машину и предложил ехать прямо во двор хлопкоочистительного заводика, который, как гнездо ласточки, прилепился у подножия «острова». Мы въехали в настежь раскрытые ворота.
Во дворе заводика было жарко и тихо. Колесо мельницы не крутилось, и единственное живое существо — старик сторож безмятежно спал на куче хлопковых семян. Он так и не проснулся, когда мы проехали мимо него, завернули за дувал и, лишь уткнувшись, носом в отвесную стену, заметили, что в ней вырублен круто поднимающийся вверх узкий и глубокий коридор, в который наш «Джейран» втиснулся после того, как с его борта был убран пристегнутый ремнями выступающий наружу запасный штатив. Чиркая бортами о стенки коридора, включив передние колеса, мы медленно поползли вверх, окутанные облаком пыли, чихая и откашливаясь. Выбравшись в конце концов из щели, мы очутились на небольшой площадке и остановились пораженные... Перед нами в безмолвии и мертвой неподвижности раскинулась каменная Помпея, совсем такая, какой она открывается впервые туристам в Италии, разве только без росписи на остатках стен. Мы попали в окаменевший древний город, как будто только что раскопанный и объявленный заповедным. Город этот умер, может быть, тысячу лет назад. Что было причиной его смерти — никому неизвестно... Может быть, полчища иноземных захватчиков, опустошив его, увели с собой все уцелевшее население? А может быть, вода ушла из когда-то полноводных рек, окружавших «остров», и люди сами покинули его, чтобы не погибнуть от жажды под неистовым солнцем Пылающей Земли? Известно только, что он существовал за два века до нашей эры.
Мы стоим под искусно сложенными сводами огромного храма. Упавшие сверху глыбы образовали на каменном, выстеленном прямоугольными плитами полу подобие древнего жертвенного стола. Он обрызган еще теплой кровью растерзанного на нем дикого голубя. Войдя в храм, мы спугнули какую-то огромную черную птицу, только что разорвавшую этого голубя. С шумом взлетев вверх, хищник исчез в проломе широкого окна, на секунду заслонив яркие лучи солнца, высвечивающие на стенах храма едва различимые следы цветной росписи.
Арка главного входа открывает путь на прямую, вырубленную в толще почвы широкую главную улицу, которая поднимается постепенно выше и выводит на простор широких ступеней величественного, древней индийской архитектуры, храма. Высокие ступени крутых лестниц уходят в лабиринты узких улиц, к остаткам жилых домов, к стенам мельницы, сохранившей осколки больших глиняных сосудов для зерна с овальным, заостряющимся книзу днищем, какие были в ходу и у древних греков. Рядом с ними раскиданы обломки разбитых каменных жерновов, служивших для ручного размола зерна.
Окруженный высокими стенами храм прекрасно сохранился. Сохранился и огромный высокий массивный столб — своего рода алтарь, с нишами для буддийских божеств, от большинства которых уцелели только лепные основания, постаменты и лотосы, на которых восседали уничтоженные нечестивыми руками громил фигуры божеств буддийского пантеона. Лишь на самом верху уцелело несколько фигур, но и они обезглавлены.
Город поражает своей строгой планировкой. Центральная улица соединяет сводчатый храм, расположенный на юге, с ансамблем следующих один над другим северных храмов.
Солнце печет. Тихо. Мы бродим по лабиринту мертвых улиц, взбираемся на башни, снимаем еще никем до нас не запечатленные на пленку кадры. В стороне в пыли белеет череп человека. Может быть, он принадлежит одному из жителей города? А может быть, это череп незадачливого искателя кладов?
